Александр Дюма - Сын Портоса
Капитан однако не выглядел таким оборванцем. В кружевных манжетах было лишь несколько швов, камзол из пурпурного бархата и алая перевязь только слегка поблекли, а испанские ботфорты оставались почти безупречными. Украшенная новой лентой шляпа с плюмажем была заломлена набекрень, эфес рапиры отполирован до блеска, а во внешности ощущалось нарочитое высокомерие, безотказно действующее на робких и новичков. Под крючковатым носом, напоминающим клюв хищной птицы, топорщилась пара лихо закрученных усов, седеющих на кончиках, губы казались искривленными циничной усмешкой. В окаймленных коричневыми кругами глазах, полуприкрытых отекшими веками, словно отражались все семь смертных грехов.
Приблизившись к пассажирам экипажа, он заговорил с преувеличенной вежливостью:
— Господа, прошу вас считать меня вашим самым покорным и преданным слугой.
— Точно так же вы можете рассматривать и нас, сударь, — ответил нотариус, взяв на себя роль представителя своих компаньонов, дрожащих, как осиновый лист.
— Ну, так как никто вроде бы не желает представиться, позвольте мне сделать это самому. — Здесь авантюрист поклонился. — Вы видите перед собой шевалье Кондора де Корбюффа, полковника на службе его величества. Говоря «полковник», я выражаюсь фигурально, ибо честь в наши дни не в почете, а между нами, армия настолько скверно укомплектована офицерами, что я и сам едва ли знаю, капитан я или полковник. Что же касается моего полка… хм, вернее отряда, то он в настоящее время состоит из четырех паладинов, которых вы видите за мной, а именно: Взломщика — моего лейтенанта, Вора — моего корнета, Грабителя — моего ординарца, и Карманника — моего горниста.
Эти странные имена заставили нотариуса задрожать еще сильнее, поставщика смертельно побледнеть, а торговцев сардинами обменяться отчаянными взглядами.
— Ныне, — продолжал шевалье, — я намерен пополнить список личного состава и набираю рекрутов. Все, в чем я нуждаюсь, — это экипировка, по этой причине я попросил и добился у прево[3] Сомюра чести сопровождать и охранять достойных господ, путешествующих по этим местам.
— Что? — воскликнул корабельный поставщик. — Вы имеете в виду, что явились только для того?..
— Чтобы сопровождать вас до города и защищать, если возникнет необходимость, от всех преступных посягательств на ваши жизни и ваши кошельки.
У всех вырвался вздох облегчения.
— И все это за ничтожное вознаграждение, — продолжал капитан.
— Э-э… за какое именно?
— Размеры будут предоставлены на ваше любезное усмотрение, но так как я должен ограничить щедрость моих клиентов рамками здравого смысла, то каждый заплатит согласно его внешнему виду и средствам.
— О!
Чувство удивления, отвращения и ужаса поочередно охватывало слушателей. Один из торговцев сардинами попытался даже явить собой пример героизма.
— Одну минуту! — возвысил он голос. — Предположим, что мы не нуждаемся в эскорте?
— Вот именно! — подхватил его коллега. — Предположим, что мы не домогаемся чести иметь вас в нашей компании?
— В таком случае, — ответил Корбюфф, — я более не отвечаю за ваши драгоценные персоны. Это открывает перед вами весьма мрачную перспективу, так как кругом рыщет немало негодяев, — продолжал он с напускной серьезностью, — у которых оружие куда длиннее совести и которые, повстречавшись с вами в таком безлюдном месте, подстрелят вас без малейших колебаний.
Капитан отдал приказ своей шайке, после чего послышалось щелканье взводимых мушкетных курков.
Нотариус едва не свалился без чувств, поставщик вытер рукавом пот со лба, а оба торговца сардинами пообещали своим святым патронам щедрые пожертвования в случае, если им удастся выбраться из этого осиного гнезда живыми и невредимыми.
Полковник королевских мародеров повернулся к вознице.
— Ну-ка, Венсан, — приказал он, — живо бери свою книгу и читай мне имена и описания твоих пассажиров.
Возница, уже державший книгу в руках, начал читать:
— Мэтр Либиниу, нотариус из Нанта…
— Отлично! — заметил Кондор с довольной ухмылкой. — Люди мантии, так же как и люди шпаги, состоят на службе у короля. Держу пари, что вы будете только рады возможности пожертвовать сотню пистолей на доспехи для моих героев. Кроме того, в качестве памятного подарка о нашей счастливой встрече, я без колебаний приму часы, которые высовываются из вашего кармана. Мои недавно украли в Париже — в приемной генерального контролера. Господин Кольбер,[4] увы, принимает у себя весьма пеструю компанию, о чем я имел удовольствие откровенно ему сказать.
Бросив шляпу на дорогу, он закричал:
— Мой дорогой нотариус, поручаю вам следить за кассой. Подходите, господа, и расплачивайтесь!
— Симон Прьер, судовой поставщик из Пембефа, — продолжал возница.
— Сто пистолей. Я не собираюсь оскорблять уважаемого торговца, оценивая его ниже рыцаря пера. К этой сумме, почтенный Прьер, соблаговолите добавить пару серебряных пряжек, столь ярко сверкающих на ваших башмаках. Мой благородный отец, Иларион де Корбюфф, всегда мечтал увидеть на ногах своего дорого мальчика такие пряжки, а желание отца — закон для сына.
— Ив Геринек и Пьер Трогофф, торговцы сардинами из Круазика…
— Пятьдесят пистолей с каждого — улов рыбы в этом сезоне был очень богатым. Кроме того, не забудьте о паре серег, которые вы носите и которые я преподнесу своим сестрам. Надеюсь, господа не принудят меня снимать их самому; у меня тяжелая рука, и боюсь, что прихвачу вместе с этими безделушками по кусочку ушей. — Говоря, он поигрывал кинжалом на поясе.
Оба торговца и корабельный поставщик поспешили последовать примеру нотариуса, бормоча при этом всевозможные проклятья, покуда достойный возница продолжал:
— Землевладелец Жоэль из Локмариа…
— Землевладелец? Где он? — осведомился грабитель, склонившись в седле.
— Это я, — отозвался юноша в бретонском костюме.
Как уже говорилось, Жоэль был весьма многообещающим молодым человеком. Гибкий и сильный, он, казалось, являл собой Геркулеса или Самсона в юности. И все же его лицо еще не выдавало будущего атлета, способного задушить гидру или унести на себе городские ворота.[5] Пышные локоны обрамляли красивые и правильные черты, в мягком взгляде серых глаз, словно в книге, читались искренность и честность, с губ, над которыми были едва заметны подрастающие усы, такие же светлые, как и волосы, не сходила мальчишеская улыбка, то веселая, то задумчивая.
Во время предшествующей сцены Жоэль стоял, прислонившись к одному из колес, неподвижный, но полный внимания, — карета, разумеется, остановилась, согласно приказу разбойника.
