Кейт Мосс - Лабиринт
Хотя крестовые походы прочно вросли в жизнь христианского сообщества начиная с XI века — и во время четвертого Крестового похода при осаде крепости Зара крестоносцы обратились против своих собратьев христиан, — но впервые Священная война была открыто объявлена христианам, причем на европейской земле. Преследование катаров непосредственно привело к созданию в 1233 году инквизиции под эгидой черного братства доминиканцев.
Какие бы религиозные мотивы ни вдохновляли католическую церковь и некоторых из вождей крестоносцев, таких как Симон де Монфор, в конечном счете это была захватническая война и переломный момент в истории того, что теперь стало Францией. Она означала конец независимости юга и уничтожение множества традиций, идеалов и обычаев южан.
Термин «крестовый поход», как и термин «катары», не используется в средневековых документах. Армия именуется Воинством — «l'Ost» на окситанском. Однако поскольку оба термина вошли ныне в обиход, я иногда использую их для упрощения рассказа. Более подробные сведения о языке того времени помещены в конце книги вместе с кратким словарем. В тексте книги выделены курсивом слова, поясненные в этом словаре.
ПРОЛОГ
1
ПИК ДЕ СОЛАРАК, ГОРЫ САБАРТЕ, ЮГО-ЗАПАДНАЯ ФРАНЦИЯ,
понедельник, 4 июля 2005
Тонкая ниточка крови стекает по бледной коже на внутренней стороне предплечья — красной строчкой по белой ткани.
Сперва Элис принимает ее за муху и не обращает внимания. Мухи на раскопках — неизбежное зло, причем по непонятной причине, чем выше в горы, тем больше мух, а она работает высоко над основным раскопом. Потом капелька крови плюхается на голое колено, взрываясь, как фейерверк в ночь Гая Фокса.
Тогда она поднимает глаза и замечает, что порез на локте снова открылся. Ранка глубокая и никак не хочет заживать. Элис со вздохом прижимает полоску пластыря и туже затягивает бинт. Потом — все равно никто не видит — слизывает с запястья красную струйку.
Из-под кепки выбивается прядь волос цвета патоки. Она заправляет их на место и вытирает платком лоб, прежде чем затянуть потуже конский хвостик волос на затылке.
Раз уж отвлеклась, Элис встает и разминает длинные ноги, покрытые золотистым загаром. В парусиновых шортах из обрезанных выше колена брюк, в обтягивающей белой майке она выглядит почти подростком. Раньше ее это огорчало. Теперь, став старше, она оценила преимущества девчоночьей внешности. Единственная дань женственности — крошечные серебряные звездочки серег, сверкающие, как стеклярус.
Элис откручивает колпачок бутылки. Вода согрелась, но пить хочется так, что ей все равно, и она пьет большими жадными глотками. Внизу над выщербленным асфальтом дороги колышется жаркое марево, наверху — бесконечная синева неба. Хор цикад, укрывшийся от солнца в сухой траве, звенит без умолку.
Элис первый раз в Пиренеях, но уже чувствует себя как дома. Ей рассказывали, что зимой зазубренные пики гор Сабарте покрыты снегом. Весной из расщелин скал робко выглядывают нежные цветы — розовые, белые, бледно-зеленые. В начале лета пастбища зеленеют и пестрят желтыми головками лютиков. Но с тех пор солнце успело выжечь землю, и зелень склонов сменилась бурой краской. «Красивые места, — думает Элис, — только какие-то негостеприимные. Здесь живут тайны. Эта земля слишком много видела, чтобы быть в мире с собой».
Ниже по склону, в главном лагере, Элис видит своих коллег, собравшихся под полотняным навесом. Шелаг она отличает по фирменному черному костюмчику. Странно, что они прервали работу. Для перерыва еще рановато. Правда, вся команда в последнее время работает с холодком.
Работа по большей части кропотливая и однообразная: копать, скрести, составлять каталог и вести записи. Находки же пока не оправдывают усилий. Черепки ранней средневековой керамики да пара наконечников стрел конца XII — начала XIII века и никаких признаков палеолитической стоянки, ради которой и ведутся раскопки.
Мелькает соблазнительная мысль спуститься вниз, к друзьям и коллегам, попросить поправить повязку. Порез саднит, а икры уже ноют от работы на корточках. И плечи сводит. Но Элис понимает, что если сейчас прерваться, то вдохновение уйдет.
Она надеется на удачу. Вчера она заметила что-то блестящее под большим плоским валуном, прислоненным к обрыву так точно и аккуратно, словно его уложила туда гигантская рука. Разглядеть, что там или хотя бы какой величины, не удалось, но она копала все утро и теперь считает, что осталось немного.
Элис знает, что следовало бы кого-нибудь позвать. По крайней мере предупредить Шелаг — подругу и второе лицо на раскопе после начальника. Сама Элис — не археолог, а волонтер, уделивший часть отпуска полезному занятию. Но сегодня она последний день на раскопках, и ей хочется показать себя. Если вернуться в лагерь и признаться, что нашла что-то, все кинутся сюда, и открытие уже не будет принадлежать ей одной.
В ближайшие дни и недели Элис не раз вспомнит эту минуту: яркий свет, металлический привкус крови и пыли на губах — и задумается, как бы все сложилось, если бы она решила уйти, а не остаться. Если бы жила по правилам.
Допив последние капли воды, она сует бутылку в рюкзак. Еще несколько часов под ползущим к зениту солнцем, в нарастающем зное, она продолжает копать. Слышен только скрежет стали по камню, гудение насекомых да иногда — приглушенный гул далекого самолета. Она чувствует капельки пота над верхней губой и между грудями, но не отрывается от работы, пока подкоп под валуном не оказывается достаточно большим, чтобы просунуть руку.
Элис опускается на колени, прижимаясь плечом и щекой к камню, и с замиранием сердца протискивает пальцы в темное слепое отверстие. Она мгновенно понимает, что предчувствие не обмануло и находка стоит трудов. На ощупь предмет гладкий, чуть скользкий — явно металл, а не камень. Надежно ухватив его и велев себе не ждать слишком многого, Элис медленно-медленно вытягивает находку к свету. Земля, кажется, вздрагивает, не желая расставаться со своим сокровищем.
Густой глинистый запах влажной земли ударяет в нос, но она его не замечает. Она уже заблудилась в прошлом, плененная обломком истории, лежащим в ладони. Это тяжелая округлая пряжка, покрытая зеленой и черной патиной от долгого лежания в земле. Элис трет металл пальцем и улыбается, видя, как из-под слоя грязи проступают медные и серебряные детали. На первый взгляд пряжка тоже средневековая — застежка от плаща или накидки. Что-то в этом роде она уже видела.
Ей известно, как опасно делать выводы, руководствуясь первым впечатлением, но так трудно не вообразить владельца пряжки, теперь давно умершего, проходившего некогда этими тропинками. Незнакомца, чью историю еще предстоит узнать.
