Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3
– Горы всегда такие?
– Да, Андзин-сан, бо́льшую часть времени они прячутся за облаками. Но тем прекраснее вид Фудзи-сан в ясную погоду, правда? Вы можете подняться до вершины, если хотите.
– Давай сделаем это сейчас!
– Не сейчас, Андзин-сан. Но однажды мы это сделаем – надо ведь что-нибудь оставить на будущее, да? Мы заберемся на Фудзи-сан осенью…
На всем пути через равнины Канто они всегда находили приют на самых красивых и уединенных постоялых дворах. Им постоянно приходилось пересекать реки, речушки, ручьи, стремящиеся к морю, которое сейчас лежало справа от них. Обоз двигался на север по извилистому, оживленному, суетливому тракту Токайдо, через самую большую рисовую житницу страны. Плоские аллювиальные равнины изобиловали водой, и каждый дюйм земли здесь возделывался. В воздухе, горячем и влажном, стоял тяжелый смрад человеческих испражнений, которые крестьяне разводили водой, чтобы удобрить посадки.
– Рис служит нам пищей, Андзин-сан, дает татами для сна, сандалии для ходьбы, одежду, укрывающую нас от дождя и холода, солому, чтобы утеплять наши дома, бумагу для письма. Без риса мы не могли бы существовать.
– Но такая вонь, Марико-сан!
– Это небольшая цена за щедрость, да? Просто делайте как мы – открывайте свой слух, зрение и сознание. Слушайте ветер и дождь, насекомых и птиц, слушайте, как растет трава, и мысленно представляйте череду поколений, конец которой теряется в вечности. Научившись этому, Андзин-сан, вы скоро ощутите красоту жизни. Это требует усилий… но вы станете совсем японцем, не так ли?
– Ах, благодарю вас, госпожа моя! Но должен признаться, что я уже начинаю любить рис, – да-да, я, пожалуй, предпочитаю его картофелю… И знаете что еще: я не так скучаю без мяса, как раньше. Разве это не странно? И уже не мучаюсь голодом.
– А я голодна, как никогда в жизни.
– Да я говорю о пище.
– Ах, я тоже…
За три дня до перехода через перевал Хаконэ у нее начались месячные, и она попросила его взять себе на ночь одну из служанок в гостинице:
– Это будет разумно, Андзин-сан.
– Предпочитаю обойтись без них, извини меня.
– Пожалуйста, прошу тебя! Это для безопасности. Так благоразумней.
– Если вы так хотите, тогда да. Но завтра ночью, не сегодня. Сегодня вечером давайте просто ляжем спать вместе, в мире и спокойствии…
«Да, – думала теперь Марико, – ту ночь мы проспали спокойно, а рассвет был так прекрасен, что я покинула теплую постель, села на веранде с Тиммоко и следила, как рождается новый день…»
– Ах, доброе утро, госпожа Тода. – У входа в сад стояла Гёко, кланяясь ей. – Какой чудесный рассвет!
– Да, красивый.
– Простите, можно я вам помешаю? Могу я поговорить с вами наедине – о делах?
– Конечно. – Марико сошла с веранды, не желая будить Андзин-сан. Она отправила Тиммоко за зеленым чаем и приказала постелить одеяла на траве, поближе к небольшому водопаду.
Когда они остались одни и приличия позволили начать разговор, Гёко сказала:
– Я все думаю, как бы мне помочь Торанага-сама.
– Тысяча коку – более чем великодушно с вашей стороны.
– Еще ценнее могут быть три секрета.
– Даже один, Гёко-сан, если он стоящий.
– Андзин-сан – хороший человек, да? О его будущем тоже надо позаботиться, правда?
– У Андзин-сан своя карма, – ответила она, догадываясь, что придется пойти на сделку. Чем можно поступиться? И надо ли поступаться? – Мы говорим о господине Торанаге, да? Или один из ваших секретов касается Андзин-сан?
– О нет, госпожа. Впрочем, как вы сказали, у Андзин-сан своя карма, так что, я думаю, у него есть и свои секреты. Мне только кажется, что Андзин-сан – один из любимых вассалов господина Торанаги, а то, что пойдет на пользу нашему господину, полезно его вассалам, правда?
– Согласна. Конечно, долг вассала – передавать своему господину любые сведения, которые способны ему помочь.
– Верно, госпожа, очень верно. Ах, это такая честь для меня – служить вам. Хонто. Могу я выразить вам, как польщена тем, что мне позволено путешествовать с вами? Разговаривать с вами, делить трапезу, перекинуться шуткой, подать смиренный совет в меру скудного разумения моего – уж извините. Ваша мудрость так же безмерна, как ваша красота, а ваше мужество столь же велико, как ваши титулы.
– Ах, Гёко-сан, пожалуйста, извините меня, вы так добры, так заботливы. Я просто супруга одного из военачальников моего господина. Так что вы говорили? Четыре секрета?
– Три, госпожа. Я подумала, не походатайствуете ли вы за меня перед господином Торанагой? Неразумно мне самой шептать ему о том, что я считаю правдой. Это было бы очень дурным тоном – я не смогу выбрать правильных слов, найти способ изложить перед ним сведения. Ведь в любом случае, в деле любой важности наш обычай использовать посредников намного лучше, правда?
– Кику-сан, конечно, больше подошла бы для этого дела. Я не знаю, когда за мной пришлют, скоро ли я удостоюсь аудиенции или даже найдут ли нужным выслушать то, что я хочу сказать.
– Пожалуйста, извините меня, госпожа, но вы подходите куда лучше. Вы можете судить о ценности сведений, она – нет. Вас он слушает, с ней занимается другими вещами.
– Я не советник, Гёко-сан, и не могу оценить ваши тайны.
– Я говорю: эти новости стоят тысячу коку.
– Со дэс ка?
Проверив, не подслушивает ли кто, Гёко выложила Марико, что́ выболтал отлученный христианский священник, исповедовавший господина Оноси и приходящийся племянником господину Хариме, что́ проведал второй повар Оми о замыслах хозяина и его матери насчет Ябу и, наконец, что́ она узнала о Дзатаки, о его страсти к госпоже Осибе и отношениях последней с Исидо.
Марико внимательно слушала, не высказывая своего мнения, хотя и была неприятно поражена нарушением тайны исповеди; ум ее метался, перебирая массу возможностей, открытых тем, что она узнала. Потом она устроила Гёко перекрестный допрос, желая удостовериться, все ли правильно понято и отложилось в памяти.
Когда же она убедилась: да, из Гёко вытянуто все, что та готова открыть – ибо, разумеется, у столь искушенной в торговле особы наверняка осталось что-то про запас, – то послала за свежим чаем.
Марико сама наполнила чашку Гёко, и они спокойно потягивали горячий напиток. Обе настороженные, уверенные в себе.
– Не знаю, как определить, насколько ценны эти сведения, Гёко-сан.
– Понятное дело, Марико-сан.
– Думаю, эти новости – и тысяча коку – очень обрадуют господина Торанагу.
Гёко удержала ругательство, готовое сорваться с губ. Она ожидала, что раскрытые ею секреты положат конец торгам.
