Энтони Ричес - Твердыня тысячи копий
Эксцинг скорбно покивал.
– Не перестаю удивляться, сколь многих людей может приговорить к смерти один неразумный болтун… Что ж, мой друг и соратник, надеюсь, у тебя еще много сил: ведь нас, боюсь, ждет долгий и хлопотливый вечер.
Глава 1
Поеживаясь от предрассветного холодка, дозорные не сводили глаз с черной пустоты леса и ждали только одного: чтобы восход солнца освободил их наконец от обязанности высматривать признаки готовящейся римской атаки. Самый юный из варваров не сдержал громкий зевок и изо всех сил потянулся, выгоняя из мышц ломоту, от которой не первый час страдал весь их крошечный – в три человека – отряд, после чего обратился к командиру:
– Я же говорил, нет там ничего, пусто на десяток миль. Латиняне разбили себе лагерь на равнине, за земляной обваловкой. Они не привыкли лазить по чащобам, словно лесные вепри. Пора бы нам возвращаться…
Едва различимый в сумраке, старший из троицы задумчиво кивнул, сам мучаясь нетерпением, когда же можно будет отогреть затекшие конечности у костра, а не прятаться в тени поваленного дерева, поджидая незнамо чего. Затем, упрямо помотав головой, он укоризненно выставил палец.
– Нам доверили следить за обстановкой по эту руку от становища, чтобы вовремя подать сигнал, едва хоть что-то услышим, пусть даже барсука в опавшей листве. И мы не сойдем с этого места, пока солнце не встанет над горизонтом, а наше зрение вновь не окажется надежнее слуха. А если кому-то это не по нраву, можете ползти обратно, но учтите…
Он встрепенулся на едва слышимый посвист, словно кто-то взмахнул боевым топором в доброй сотне шагов за спиной, где возвышался тын их племенного становища, и только потом сообразил, что какая-то незримая сила резко опрокинула младшего дозорного на бок. Из уха юноши теперь что-то торчало. В нос ударил сырой запах крови. Через долю секунды еще один из варваров отпрянул от поваленного ствола – не по своей воле. Заходясь стоном и кровавыми пузырями, он вскинул полные боли глаза, пока глубоко вошедшая в грудь стрела высасывала из него остатки жизни. Командир охранения сорвал с пояса охотничий рог, судорожно вдохнул полные легкие воздуха и… вздрогнул до пят, когда третья стрела раздробила ему ребра. Рог выпал из скрюченных пальцев в сухую листву, а сам мужчина, словно не веря собственным глазам, таращился теперь на короткий оперенный комелек, торчавший из его груди. Он не только видел, но и чувствовал, как хлещет кровь из страшной рваной раны. Поле зрения быстро стягивалось в точку. Ноги дрогнули, и он мягко осел на колени, успев в краткий миг между жизнью и смертью заметить какой-то силуэт, который беззвучно, словно призрак, надвигался на него из леса.
В одно мгновение и по-прежнему в полнейшей тишине тень очутилась возле умирающего варвара. Теперь стало ясно, что это высокий поджарый мужчина в сером плаще, с бледно отсвечивающим римским гладиусом в правой руке. Лицо, полускрытое поперечно-гребенчатым шлемом[2], было предусмотрительно вымазано болотной грязью, чтобы сливаться с рисунком подлеска, испещренного пятнами лунного света. Он ухватил шатающегося варвара за волосы и вскинул свой меч, готовясь нанести последний, завершающий, удар. На долю секунды заглянул в глаза бывалому воину, с привычной сноровкой полоснул по беспомощно обнаженной гортани, после чего неторопливо дал телу обмякнуть. На опавшую листву откинулась голова с остекленевшим взглядом, а мужчина просунул руку сквозь прорезь туники под пластинчатыми доспехами и, коснувшись нагрудного талисмана, едва слышно промолвил:
– Необоримый Митра дарует тебе путь к твоему богу.
С этими словами он нырнул под поваленный ствол и, заняв место погибших дозорных, принялся напряженно всматриваться в противоположную сторону, в частокол из заостренных бревен: нет ли каких признаков, что становище заметило неожиданную гибель трех соплеменников. В ночной тьме его карие глаза напоминали блюдца мрака, костяшки пальцев побелели на рукояти меча. После долгой паузы, в течение которой был слышен лишь шелест листвы, переворачиваемой несильным ветром, он оглянулся и легонько свистнул. Из подлеска, едва ли в сотне шагов от защитной ограды, вдруг выросла дюжина мужских фигур и перебежками присоединилась к своему товарищу у поваленного дерева. Все было проделано быстро и умело: воины с бесшумной ловкостью огибали пеньки, оставшиеся после постройки защитной ограды. Половина молчаливых воинов на первый взгляд принадлежала к заклятым врагам второй половины: косматые лохмы и длинные мечи у одних, стриженые затылки и короткие пехотные гладиусы у других. Выждав с минуту, один из варваров пригнулся к уху мужчины в сером плаще:
– Вот видишь, Два Клинка, я сказал правду. Они никогда бы не выслали дозорных наблюдать за опушкой, кабы не имелось способа быстро укрыться за тыном.
Римлянин согласно кивнул и зашептал в ответ:
– А коль скоро Кадир снял их бесшумно, у нас до сих пор преимущество внезапности. – За спиной варвара один из воинов, чей длинногребенчатый шлем выдавал в нем опциона[3], кивнул в ответ на скупую похвалу. Он только что закончил пристраивать свой лук поперек могучей груди и теперь извлекал гладиус из ножен, не сводя глаз с частокола по центру расчищенной поляны. – Но ты уверен, что тайный проход слева от нас?
Варвар кивнул без тени сомнения.
– Да. Двадцать шагов длиной, остается лишь выдернуть пару-другую клиньев. Ну а теперь, с твоего разрешения…
Из-за поясной перевязи он выхватил длинный охотничий нож и хлестким движением кисти перевернул его так, что серебристое лезвие теперь пряталось за предплечьем, ничем не выдавая своего присутствия. Командир-латинянин наставительно кивнул.
– Только чтоб быстро и тихо, Мартос. Еще успеем пошуметь, и очень скоро.
– Не тревожься, центурион Корв. За право намотать кишки Кальга на вот этот клинок я с радостью буду вести себя как овечка до конца моих дней.
Варвар обернулся к своим людям, и косматые воины подтянулись ближе.
– Их было трое. Один еще безбородый, затем старик, а последний мне почти одногодок. Поэтому… Ты и ты – пойдете со мной, но смотрите, чтоб ни гугу. Не то я вам…
И троица бесшумно скользнула вбок, тут же слившись с тенью грозного тына, что сплошной стеной окружал полевой стан варварской дружины.
Кальг, вождь сельговов и самопровозглашенный «повелитель северных племен», уже видел, что теряет позиции в этом споре и что не пройдет и минуты, как он безвозвратно утратит власть над ситуацией. Действовать следовало без промедления. Он был готов уже обратить свой меч против вениконского воеводы, который имел неслыханную наглость возразить Кальгу в его собственном стане, но вид полудюжины суровых воинов, кольцом огородивших своего предводителя, вмиг его отрезвил. К тому же сам Друст с тяжелым боевым молотом на плече был далеко не робкого десятка… Да, вождь сельговов мог находиться в личном шатре в окружении тысячи преданных ратников, но вот эта кучка безумцев с глазами-буравчиками прорвется вперед и убьет Кальга еще до того, как успеет очнуться обленившаяся стража.
