Александр Дюма - Сорок пять
– Черти полосатые! – бормотал Шико, сидя на корточках посреди комнаты и созерцая свое сокровище, – черти полосатые, у меня тут замечательный сосед, достойнейший молодой человек, он сумел сохранить мои деньги от воров и сам их не тронул. Поистине, такому поведению в наши дни просто цены нет. Черт побери, я должен принести этому благородному человеку благодарность и сегодня же вечером это сделаю.
С этими словами Шико снова закрыл дощечкой углубление в балке, положил на место плиту, подошел к окну и посмотрел на дом, стоявший напротив.
Дом казался по-прежнему серым и мрачным, ибо такой вид естественно принимает в нашем воображении любое здание, если мы знаем, какие мрак и печаль оно в себе скрывает.
«Сейчас еще не время для сна, – подумал Шико, – к тому же люди эти, я уверен, не очень-то привержены ко сну. Посмотрим».
Он вышел из своего дома и, состроив самую любезную и веселую мину, постучался в дверь дома напротив.
Ему послышался скрип деревянных ступеней лестницы, чей-то быстрый шаг, но дверь не открывалась, и он счел возможным постучать еще раз.
При этом повторном стуке дверь открылась, и в темном пролете показался какой-то человек.
– Спасибо и добрый вечер, – сказал Шико, протягивая руку. – Я только что возвратился и пришел поблагодарить вас, дорогой сосед.
– Что такое? – спросил голос, в котором слышалось разочарование и который чем-то поразил Шико.
В то же самое время человек, отворивший дверь, сделал шаг назад.
– Э, да я ошибся, – сказал Шико, – когда я уезжал, моим соседом не были вы, а однако же, прости господи, я вас знаю.
– И я тоже, – сказал молодой человек.
– Вы господин виконт Эрнотон де Карменж?
– А вы, вы – Тень?
– Совершенно верно, сейчас точно с неба сошел.
– А что вам угодно, сударь? – спросил молодой человек с некоторым раздражением.
– Простите, я вам не помешал, милостивый государь?
– Нет, но разрешите все же спросить вас, чем я могу вам служить?
– Ничем, я хотел поговорить с хозяином дома.
– Пожалуйста, говорите.
– Как так?
– Ну да. Хозяин ведь я.
– Вы? С каких это пор, скажите пожалуйста!
– Да уже три дня.
– Значит, дом продавался?
– Видимо, раз я его купил.
– А прежний владелец?
– Выехал, как вы сами видите.
– Где он?
– Не знаю.
– Послушайте, давайте договоримся, – сказал Шико.
– Охотно, – ответил Эрнотон с явной досадой, – только поскорее.
– Бывший владелец был человеком лет двадцати пяти – тридцати, хотя на вид ему можно было дать все сорок?
– Нет. Это был человек лет шестидесяти пяти или шестидесяти шести, и ему вполне можно было дать этот возраст.
– Лысый?
– Нет, наоборот, с целой копной седых волос.
– На левой половине лица у него огромный шрам, на правда ли?
– Шрама я не видел, а морщин было очень много.
– Ничего не понимаю, – сказал Шико.
– Хорошо, – продолжал Эрнотон после краткой паузы, – что вам нужно было от этого человека, любезный господин Тень?
Шико уже собирался рассказать о своем деле, но тут загадочное изумление Эрнотона напомнило ему одну пословицу, любезную сердцу людей, привыкших держать язык за зубами.
– Я хотел нанести ему небольшой визит, как это полагается между соседями, – сказал он, – вот и все.
Таким образом, Шико и не лгал, и ничего не говорил.
– Милостивый государь, – сказал Эрнотон учтиво, но вместе с тем уже несколько прикрывая свою дверь, – милостивый государь, мне очень жаль, что я не в состоянии дать вам более точных сведений.
– Благодарю вас, сударь, я разузнаю в другом месте.
– Но, – продолжал Эрнотон, все плотнее прикрывая дверь, – я все же очень рад случаю возобновить с вами знакомство.
– Ты внутренне посылаешь меня к черту, ведь правда? – пробормотал Шико, отвечая поклоном на поклон.
Однако, произнеся себе под нос эти слова, Шико, занятый своими мыслями, забыл об уходе. Просунув голову между дверью и наличником, Эрнотон сказал ему:
– Прощайте же, сударь!
– Еще одну минутку, господин де Карменж, – сказал Шико.
– Сударь, мне очень жаль, – ответил Эрнотон, – но я очень тороплюсь. В эту самую дверь кое-кто должен вскоре постучаться, и это лицо будет очень негодовать, если я приму его, не постаравшись, чтобы встреча наша обошлась без свидетелей.
– Достаточно, сударь, мне все понятно, – сказал Шико. – Простите, что я вам докучал, я удаляюсь.
– Прощайте, дорогой господин Тень.
– Прощайте, достойнейший господин Эрнотон.
Шико отступил на шаг назад, и тотчас же дверь перед самым его носом закрылась.
Он послушал, не дожидается ли недоверчивый молодой человек его ухода, но до него донеслись шаги Эрнотона вверх по лестнице. Шико мог спокойно возвратиться к себе, где он и заперся, твердо решив не нарушать привычек нового соседа, но, по своей собственной привычке, не слишком терять его из виду.
Действительно, Шико был не такой человек, чтобы пренебречь каким-либо фактом, имеющим, на его взгляд, хоть малейшее значение, не ощупав, не перевернув этого факта туда и сюда, не произведя с дотошностью знатока рассечения и обследования. Было ли то достоинством или недостатком натуры Шико, но, помимо воли его, все запечатлевавшееся в его мозгу как бы напрашивалось на анализ своими наиболее выступающими гранями, так что у несчастного Шико все мозговые извилины постоянно задевались, подвергались непрерывному раздражению, от них каждый раз требовалась новая работа.
Шико, дотоле озабоченный одной фразой из письма герцога де Гиза: «Полностью одобряю ваш план относительно Сорока пяти», – на время перестал о ней думать, решив заняться ею несколько позже. Теперь же он был весь поглощен новой заботой, вытеснившей прежнюю.
Шико рассуждал, что появление Эрнотона в качество полноправного хозяина в этом таинственном доме, чьи обитатели внезапно исчезли, – вещь необычайно странная.
Тем более что к этим первоначальным обитателям могла, по его мнению, относиться одна фраза из письма герцога де Гиза, касавшаяся герцога Анжуйского.
Эта случайность казалась достойной внимания, Шико привык верить в знаменательные случайности.
Порою, в соответствующей беседе, он даже развивал весьма остроумные теории на этот счет. Основой этих теорий была одна мысль, на наш взгляд, стоящая любой другой.
Вот в чем она состояла.
Случайность – это, так сказать, резерв господа бога. Всемогущий вводит в действие свой резерв лишь в очень важных обстоятельствах, в особенности теперь, когда он убедился, что люди стали достаточно проницательны и умеют взвешивать и предвидеть возможный оборот событий, наблюдая природу и закономерное устройство ее элементов.
