"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Чего они упрямятся? – спросил Торлейв у Дединки, удачно встретив ее за порогом гридницы, когда поблизости никого больше не было. – Чего тебя держат, что им нужно?

– Ой, молчи! – Дединка поставила наземь ведро и умоляюще сложила руки. – Он пуще всего боится, что ты про это дело узнаешь! – зашептала она, приблизив лицо к его лицу. – Если не желаешь гибели моей, не говори ему ничего!

«Ему» – надо было понимать, Равдану. Торлейв быстро заметил, что, как и Мистина в Киеве, воевода имеет в Свинческе влияния не меньше, чем князь, а боятся его больше. Если князь, даже среди руси, считался отцом всего рода-племени, посредником между людьми и богами, то воевода – вооруженная, карающая рука.

Впрочем, и о самом Станиборе забывать не следовало: тот юность свою провел среди вилькаев, зная, что жизнь его всякий день в опасности, и сохранил волчьи повадки.

Торлейв колебался: он не желал навредить Дединке, но не думал, что ее страхи оправданы. Не мог же Равдан полагать, будто Торлейв за месяц в Свинческе не заметил здесь девушку из вятичей и не выяснил, как она сюда попала. Да и сам Станибор, открыто держа ее у себя на дворе, едва ли видит здесь тайну.

Вятичи пришли еще раз, и снова напрасно.

– Добром тебя просим! – собираясь уходить, бросил Доброван Станибору. Хмурясь, опираясь на посох – знак его главенства над своим родом, – он, с его черными бровями и черно-белой раздвоенной бородой, напоминал опасного лесного духа. – А то будет у нас вся дружба врозь, а мы иную управу найдем…

При этом он бросил взгляд на Торлейва, сидевшего поближе, чтобы ничего не упустить.

– Это какую же? – удивился Равдан, не привыкший, чтобы ему грозили. – Ты о чем, старче?

– А вот увидишь. – Доброван встал, и двое его спутников тоже поднялись. – Не одна твоя сила есть на свете, сыщутся и посильнее тебя!

Вятичи ушли. Станибор и Равдан тихонько совещались, Торлейв сидел с непринужденным видом, как будто все видит, но не принимает близко к сердцу. Душу грела надежда: если вятичи с Оки не шутя рассорятся со смолянами, то кияне и Святослав смогут стать той «управой», в которой они нуждаются. Ему не терпелось пойти к Херстейну Топору обсудить это с вятичами, но бежать за ними не следовало. Нужно хитрее подойти…

В тот же день Торлейв, встретив Дединку посреди гридницы, остановил ее, взял за руку и подтянул к себе. Она пыталась упираться, но Торлейв, во второй раз после их памятной первой встречи, напомнил, что они равны ростом, но не силой.

– Скажи твоим отцам, чтобы завтра прислали за мной, – шепнул он ей в самое ухо.

– Пусти! – Дединка хотела отойти, но он второй рукой прижал ее к себе. – Просила же тебя… подведешь мене под беду!

– Сделай как я сказал. Так надо.

С этим Торлейв отпустил ее. Дединка гневно сверкнула на него глазами и отошла. Торлейв знал, что на них многие смотрят, но это его замыслу не вредило.

Дединка, хоть и рассердилась, его настойчивую просьбу выполнила: на другой день к нему явился отрок, другой Городиславов сын, и попросил пожаловать в гостиный двор. Там его ждали вятичи и Хотима; Дединка была занята по княжьему хозяйству. До Карачуна с его пирами и гуляньями оставалось пара дней, и княгиня с ее ключницей находили работу для всей женской челяди.

– Вот что, отцы, – сказал Торлейв, когда его пригласили сесть и налили корец сваренного Херстейном пива. – Коли у вас со смолянами дружба не ладится, не хотите ли к князю киевскому под руку пойти? Станибор Святославу дань платит и покоряется. Я могу устроить… или попробовать устроить, чтобы забрать вашу таль с собой в Киев. Тогда Святослав будет вам друг и покровитель, ему ваша дружба уже скоро пригодится.

– Хрен редьки не слаще, – ответил Злобка, пока двое других старейшин в изумлении обдумывали это предложение. – Смоляне с нас дань не берут – да и кто им даст, тали этой мало для такого. А Святослав уж верно возьмет!

– Да и не можем мы за всех вятичей такое дело решить, – добавил Городислав. – Это надо вече собирать, богам жертвы приносить, совета их спрашивать…

– Но можете вы хотя бы вид показать перед Станибором, что хотите к Святославу под руку идти?

Торлейв не особенно надеялся на успех своего предложения – хотя занимался дух от радости при одной мысли, что Дединка могла бы поехать с ним в Киев. Однако была и другая мысль: добиться для нее свободы, лишь напугав смолян возможностью такого союза.

– Ты, старче, сказал Станибору, что сыщешь на него управу, – обратился Торлейв к Добровану. – О ком речь завел?

Доброван переглянулся с Городиславом и ничего не ответил.

– Не о Святославе?

Те молчали.

– Не хотите говорить – воля ваша. Но можете вы намекнуть Станибору, что если он не хочет вам другом быть, вы в Киеве друзей найдете? А дальше я уж сам с ним потолкую.

– Не можем мы под руку к Святославу идти. – С сомнением глядя на Торлейва, Доброван покачал головой. – Не будет на то согласия мужей наших, дедов и богов наших. Жили мы весь век своим обычаем, так и дальше будем жить. От вас, от руси, только беды нам – был Кудояр, а ныне Кощеева гора, одни навцы в нем сидят.

– Жили деды богато, с хазарами торговали, в серебре и шелках ходили, – подхватил Городислав. – А как прошел Свенельд-воевода на Хазарскую реку, так будто змей пролетел: веси и городки пожег, людей погубил, пути разорил, ныне лесом старые волоки заросли.

– А что нелады у нас со смолянами… – закончил Доброван, – без Святослава управимся. Лучше нам немногих потерять, чем все племя свое.

– Лучше всем нам сгинуть, чем киянам под руку пойти, – буркнул Злобка.

– Летом Святослав будет у вас. – Торлейв не совершал проступка, говоря это, поскольку Святослав своих намерений и не скрывал. – И для вас же будет лучше, если вы покажете себя его друзьями.

– Нечего нам показывать, – отрезал Злобка. – Пусть он себе идет хоть к Кощею, нам нужды нет.

Торлейв вздохнул и наклонился к Добровану. Он понимал, что людям, привыкшим к замкнутой жизни, неприятно любое вмешательство чужаков, что эти бородатые мужи не доверяют ему, слишком молодому и неженатому. На уме у него был Мстислав Свенельдич: будь тот на месте Торлейва, то не досадовал бы, а упорно добивался своего.

– Вы свою невесту назад получить хотите? До дому увезти. Ну, и этого орла тоже. – Торлейв покосился на Хотиму, который, правду сказать, занимал его очень мало. – А если да, то можете вы вид показать, будто моей дружбы ищете, а через меня – Святослава? Коли Станибор упрямится – сделайте как я сказал. И увидите, что будет.

С этим он поднялся и пошел восвояси: без Дединки ему не было радости засиживаться у ее родичей. Но досада на их упрямство была в нем выше, чем если бы ее вовсе не существовало. Союз или хотя бы обещание мира с оковскими вятичами было бы хорошим подарком для Святослава, но в глазах Торлейва его ценность повысилась бы в десять раз, если бы при этом ему позволили увезти с собой Дединку. Хотя бы как таль… а дальше видно будет.

– Размечтался! – сам себе сказал он вслух, пробираясь через снег глубиной чуть не по колено.

Утром, когда в гриднице закончили есть и Дединка в числе других служанок прибирала со столов, Торлейв поймал ее за руку.

– Ну, что? – тихо спросил он.

– Да пусти ты! – Дединка, беспокойно оглядываясь, не видят ли хозяева, хотела отнять руку, но Торлейв держал крепко. – Что ты вздумал позорить мене?

– Ну, улыбнись ты мне, трудно тебе? – шепнул Торлейв, сам улыбаясь ей. – Для тебя же стараюсь!

– Да ну тебя! – Дединка все же вырвала руку и ушла сердитая, вовсе не склонная улыбаться.

Однако вся эта суета не осталась незамеченной, и вскоре отрок пригласил Торлейва подойти к князю.

– Смотрю, ты с вятичами задружился, – заметил Станибор, когда Торлейв пересел к нему поближе. – Что тебе в них за корысть?

– Мне-то в них немалая корысть. – Торлейв усмехнулся, словно ответ на этот вопрос был очевиден. – Летом Святослав будет на Оке. Найдет там врагов – им же хуже. Найдет там друзей – лучше всем. И вот я что думаю. – Он пристально взглянул в глаза Станибору. – Отдал бы ты мне эту таль.