Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)
Честнейший человек Франции задумался. Герцогом овладели противоречивые чувства. Ненависть к палачам, подвергавшим жестоким, невообразимым мучениям его соотечественников, сочувствие к жертвам террора – такое же пламенное, как ненависть, тревога за людей, доверившихся ему, Адмиралу Франции и страстное желание уничтожить эту нечисть, нехристь, выпалить по пиратским притонам из всех пушек трех палуб его флагмана и боевых кораблей, разбить цепи невольников, согнанных на восстановление касбы… Но сохранит ли его армия боевой дух, если он сейчас послушает своего чересчур честного адъютанта и предаст гласности документы Отцов Святой Троицы? Леденящие душу свидетельства жертв террора могут вселить ужас в его людей. Не лучше ли приказать де Бражелону забыть обо всем, словно ничего не было? – такие сомнения терзали честнейшего человека Франции.
– Я должен принять решение? – спросил Бофор то ли себя самого, то ли Бражелона.
– Вы меня спрашиваете, монсеньор?
– А что бы ты сделал на моем месте, мой дорогой? – герцог схватил насколько бумаг и резко взмахнул ими, – Что мне делать со всем этим? Обещал победу, обещал сокровища, а не успели попасть на место боевых действий – и обрушить на солдат такую информацию.
– Зверства, чинимые противником, побуждают в солдатах конкретные чувства, монсеньор. Вы спросили, что я делал бы на вашем месте? Монсеньор! Я польщен вашим доверием, но мне трудно представить себя на вашем месте. Я всего лишь ваш адъютант. Решение принимаете вы, и вы отдаете приказы. Но если бы я был не я, а победоносный блистательный герцог де Бофор, Король Парижа, я сказал бы людям всю правду! Вас называли Королем Парижа, мы вас сделаем королем Алжира! Если, конечно, нас не разорвут мусульманские пушки.
– Да на кой черт мне это королевство! – хмыкнул Бофор, – Но в главном ты прав, виконт. Я так и сделаю. Соберем людей, владеющих латынью, переведем все эти бумаги, и я сам отправлю ''Декларацию Отцов Святой Троицы'' сильным мира сего. Хотя, я тоже очень сомневаюсь, что они все как один откликнутся на этот крик отчаяния.
– Да, монсеньор, но бумагам надо дать ход – мы, во всяком случае, сделаем все возможное. Но вы же понимаете – чтобы положить конец мусульманскому террору в Средиземноморье, нужна очень сильная антитеррористическая коалиция христианских держав. А христианские державы все Семнадцатое столетие только и занимаются, что воюют друг с другом. И, возможно, между европейскими странами в ближайшие десять-двадцать лет не одна война разразится. А мы можем сейчас рассчитывать на Испанию и Мальтийский Орден, потому что они не прекращали войны с мусульманами.
– Испания? У нас сложные отношения с Испанией. Наши буканьеры на Тортуге доставляют немало хлопот флоту католического величества. Там, ей-Богу, не разберешь, кто прав, кто виноват.
– Да, монсеньор, мы знаем об этих конфликтах. Но, если в Атлантике наши интересы противоположны, в Средиземноморье мы можем выступить вместе против общего врага.
– Кто знает, – вздохнул Бофор, – Испанцы мужественно сражались с мусульманами на протяжении столетий, но сейчас они, похоже, выдохлись…
– И отделаются от нас классическим ''маньяна'', – насмешливо сказал Рауль.
– Я надеюсь только на реальную помощь Мальтийского Ордена. Эти-то не подведут, – сказал герцог.
– О да, – ответил Рауль, – Я тоже верю, что братья-рыцари нам помогут. А теперь, монсеньор, взгляните сюда! Последний документ из матушкиной шкатулки. Вам будет интересно.
Рауль развернул перед герцогом большую карту.
– Ого! Карта побережья! Капитан все сокрушался, что у нас нет подробной карты. Он за нее готов был отдать десять лет своей жизни!
– Теперь она есть, – улыбнулся Рауль.
– Прекрасно! – воскликнул герцог.
– Вот, – сказал Рауль, – На так уж все и плохо. Карта дает шанс организовать высадку и не сесть на мель, не напороться на скалы.
– Гениальная женщина твоя матушка! – восхищенно сказал Бофор.
Рауль опять улыбнулся.
– А ведь она знает латынь, – вдруг вспомнил герцог.
Рауль слегка вздрогнул
– Знает, – ответил он,- Честно говоря, монсеньор, матушка – последний человек на свете, которого я, будь моя воля, познакомил бы с трагическими документами Отцов Святой Троицы. Но вышло так, что она первая все узнала.
– Знаешь, мне что-то не по себе, – поежился Бофор, – Давай выпьем!
Герцог достал с полки бутылку и налил вино в бокалы. Они выпили не чокаясь и не произнося тостов. Бофор убрал бутылку.
При этом занавеска, закрывавшая полку, откинулась, и Рауль увидел стоящий на полке портрет Анри де Вандома. Он не удержался от удивленного возгласа. Бофор улыбнулся и протянул рисунок Раулю.
– Произведение нашего юного гения Люка Куртуа. И представь – за час нарисовал! Вот за этого парня тебе тоже от души спасибо!
– Прекрасный портрет, – сказал Рауль, – Это больше чем портрет. Это сам Анри де Вандом. И знаете, монсеньор, Анри мне очень напоминает вашу прелестную дочь…
Скажи это Рауль раньше, до исповеди Анжелики, герцог заявил бы: ''Да это она и есть''. Но герцог решил сохранить тайну Анри де Вандома.
– В самом деле?- шутливо спросил герцог.
– Там, на вантах, мне даже показалось… только не смейтесь, монсеньор… мне показалось, что Анри – это и есть Анжелика…
– Ты сошел с ума, мой бедный виконт! – расхохотался Бофор. Тонкий психолог усмотрел бы в этом смехе неестественность, но Рауль больше смотрел на портрет голубоглазого пажа, чем вслушивался в интонации голоса герцога.
– Анри похож на Анжелику?! – продолжал, смеясь герцог, – Разумеется, черт возьми! Анри похож на меня!
– Я, кажется, понял, – сказал Рауль смущенно.
– Вот и умница, – усмехнулся Бофор.
В политическом вопросе честнейший человек Франции оправдал свою репутацию. Но в частной жизни самый честный человек пошел на обман, который он в данный момент считал весьма невинным…
А Рауль впервые за все эти суматошные дни смог по-настоящему выспаться. Бессонница становилась его ночным палачом. Умница Дюпон понял его состояние, и, хотя Рауль считал ниже своего достоинства жаловаться на самочувствие и побаивался грозного дока, лекарство оказалось более чем кстати, сон дал ему отдых и покой, он проснулся в прекрасном состоянии. Приключение с Вандомом дало ему уверенность в своих силах и затаенную гордость за свой поступок. При всей учтивости и любезности, Бражелон был весьма амициозным молодым человеком. Приключение с Вандомом, стоившее ему нечеловеческого напряжения всех сил, сделало его героем. Он находился в приподнятом настроении и, поскольку было еще очень рано, решил позволить себе поваляться и подумать о вчерашних приключениях, теша свое тщеславие.
