"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– И что я должна делать?
Прияна отошла от кровавой дороги на полотне и села на скамью.
– Делать, может, пока ничего. – Мистина мягким шагом прошелся вдоль полотна. – Мне будет нужно знать, что у него там происходит. Рано или поздно Игмор или кто-то из его братии, кто выживет, прибьется опять к Святославу. Больше им нет места на земле, только рядом с ним. И когда они так или иначе дадут о себе знать, нужно, чтобы кто-то донес это до меня. Тебе будет всего удобнее это сделать. Только следи за всеми вестями, которые он получает. А я пообещаю устроить так, чтобы Святослав не пострадал.
Мистина глянул на Эльгу и Прияну – на двух женщин, которым безопасность Святослава была важна.
– И для начала тебе следует с ним примириться. Тролли знают, до чего он додумается, сидя один в Вышгороде. Я могу потом пощупать Ивора, но Ивор и сам может многого не знать. Нужен кто-то, способный проникнуть в его замыслы, открытые только самым близким. И лучше тебя тут никого не найти.
Прияна помолчала, прошлась глазами по кровавым пятнам на полотне и медленно кивнула. Неприятно было думать о том, чтобы пользоваться доверием Святослава ему во вред… нет, ради его же блага, но вопреки его воле… и ей – той, кому он верит больше всех. Но искупительная жертва должна быть принесена. Глаз Одина – стрела из омелы – чаша с ядом. Она приговорена судьбой держать чашу из черепа, и можно на многое решиться, лишь бы отодвинуть этот день.
Прияна не раз бывала в Вышгороде, но сейчас, после всех неприятных открытий, вид крепости на холме над Днепром снова напомнил ей о той зиме, когда они с Торлейвом и Яриком приехали сюда под самый Карачун. Она с ребенком осталась – мыться, отдыхать и готовиться к вступлению в стольный город, – а Торлейв уехал вперед, чтобы предупредить о ее приезде. Поздно вечером он прибыл к Святославу и встретил на дворе Малушу… А уже назавтра Святослав явился в Вышгород, и Прияне на ум не могло взойти, что в утренних сумерках этого же дня он договорился с матерью, что та тайком удалит Малушу из Киева, чтобы водимая жена-княгиня ничего не узнала…
Лишь через несколько дней после ночного гадания Прияна собралась с духом и достаточно успокоилась, чтобы изобразить перед Святославом жажду примирения. Обоих мальчиков, Ярика и Олега-маленького, она оставила у Эльги, а с собой взяла Хавлота и еще десяток гридей – молодую княгиню повезли на лодье.
Хавлот прежде входил в число Игморовой братии, хотя, будучи там самым умным, от многих Игморовых дурачеств уклонялся. О замысле против Улеба он даже не слышал: Игмор ему недостаточно доверял, видя в нем соперника в дружине, и его не стал привлекать к этому тайному делу.
– Не знаю, благодарить мне богов, что Игмоша решил без меня обойтись, или пенять, – сказал Хавлот Прияне уже в лодье, на реке, когда рядом был только его брат Белча и двое младших зятьев Хрольва, которым доверял он сам. – Если бы я знал – я б его остановил. А если б поддался ему – сейчас тоже был бы или в бегах, или не жив. Там же из них кто-то не выжил, из тех, кто с Игмошей был.
– Откуда ты знаешь?
Когда об этом рассказывалось сразу после возвращения дружины, Прияна была слишком захвачена судьбой Хольмгарда – то, что была для нее важнее, а касательно самого убийства многое прослушала.
– Я же там был, госпожа. – Хавлоту не слишком хотелось с ней о этом говорить. – На том месте. Там пятна крови не только рядом с телами остались. Три тела лежат – его самого и двух бережатых, – а крови много еще в других местах. Кто-то, значит, еще убитый, кроме них троих. Или тяжело раненый. Но они своих забрали, вот мы и не ведаем, кто там был. Волхв тамошний мрецов вызывал на девятую ночь. Сказал, Грима прижмурили и Агмунда. Но кто его знает, того волхва, правду говорит или врет…
– Но мы уж и тому рады, что пусть Желькины дочки гадают, правда или нет, – заметила Альвёр.
– А наши братья все здесь, – добавил Альрун.
Семнадцатилетние девушки-близнецы были родными сестрами Хавлота, дочерями Ивора Тишины от Зоранки. Раз уж Прияна собралась в Вышгород, она взяла их с собой, чтобы заодно повидались с родителями.
При мысли о Желькиных дочках Прияна слегка нахмурилась. Теперь и они, ближайшие родственницы Игмора, напоминали ей о неприятном деле, и она была бы рада их не видеть. Даже было думала велеть им не ходить на княжий двор. Но потом сообразила, что не стоит терять их из вида: если Игмор подаст какие-то тайные вести, женщины его семьи об этом будут знать, и стоит держать их на глазах.
Путь вверх не реке занял целый день, и уже понемногу сгущались сумерки, когда Прияна высадилась на длинный причал близ Вышгорода. Дозорные на стене разглядели молодую княгиню и звуком рога дали в крепость знать о важном госте. Когда Прияна со своей малой дружиной поднялась к воротам и вошла, двор уже был полон народу, и даже Святослав стоял возле входа в гридницу. Он услышал, кто приехал, но не слишком поверил: дозорные могли обознаться. Зная стойкость своей водимой жены – которую считал упрямством, – он был уверен, что она теперь будет держать на него обиду до самой зимы.
Однако это и правда оказалась Прияна. В ярком красном платье, она будто соскочила с багряной лодьи садящегося солнца; облачным крылом вился над ее головой длинный край тонкого убруса из белого шелка, раздуваемый речным ветром.
– Будь жив, княже! – С усталой улыбкой Прияна подошла к Святославу вплотную и поцеловала. – Не ждал?
– Что случилось? – Святослав слегка нахмурился.
– Вот всегда ты так! – Прияна выразительно вздохнула. – Хоть бы сперва напоил, накормил, а потом и расспрашивал!
– Не мути. – Святослав сжал ее руку. – Еще чего стряслось? Вести какие?
– Так вот я тебе и вестник! Мы с матушкой твоей рассудили: сделанного не воротишь, мертвых не воскресишь, а нам в своей семье враждовать не годится – только народ смущать. Матушка просит тебя в Киев воротиться. И я тоже. Все лето тебя дома не было, что же теперь, до гощения будешь в Вышгороде сидеть? Сыновья тебя в лицо позабудут.
– Ну, пойдем! – Святослав провел рукой по ее спине и подтолкнул в сторону гридницы. – Голодны, поди? Будь жив, Хавлот!
Он был рад, что мать и жена первыми решили с ним помириться, но предпочел этого не выдавать. А Прияна и не ждала от него выражения радости. Проходя вслед за ним в гридницу, отметила это: может, он и рад, да стыдится этого! Только глаза вспыхнули, и все. Она привыкла распознавать чувства и настроения мужа по малейшим признакам, но сейчас невольно подумала о Торлейве: человек куда более открытый и добросердечный, тот умел не просто испытывать радость, но и дарить ее – это же совсем другое дело! Не прятать огонь души, давать ему греть не только тебя, но и других. Но, как сказала ей однажды Эльга, с каждого человека можно спрашивать только то, что у него есть. Щедро дарят других своей душой те, у кого ее в избытке. А у кого ее мало, тем приходится беречь каждую каплю чувства, как бедняк бережет последний ковшик жита – самому мало. Святослава не назовешь душевно бедным человеком, но вся его сила ушла на отвагу и честолюбивые стремления. Он ведь собирается стать цесарем… а может, и не только. Об этом он не откровенничал даже с женой: мешал молчаливо заключенный уговор, что истинная его цель – тайна между ним и Одином. Но Прияна, за семь лет хорошо его узнав, чувствовала: цесарский венец – еще не все, о чем он мечтает.
При входе в гридницу молодую княгиню встретил воевода Ивор. Рядом с ним стояла еще какая-то нарядная женщина, и на первый взгляд Прияна приняла ее за Иворову жену, но потом глянула в лицо и сообразила: это его старшая дочь, Речислава. Они были примерно одних лет, но Прияна ее знала плохо: Речица почти не бывала в Киеве, а Прияна попадала в Вышгород раз в год, когда сопровождала мужа в его зимних объездах городков на Днепре. Ярким нарядом и обилием украшений Речица мало уступала княгине, однако улыбалась ей и кланялась, изо всех сил являя радушие.
