Жозе Аленкар - Гуарани
— Эй, молодцы! Огонь! Скорее, не то прыгнет!
Действительно, из-за веток деревьев показалась черная пятнистая шкура ягуара, тусклым светом блеснули его кошачьи глаза.
Охотники нацелились в него своими мушкетами и только было собрались выстрелить, как вдруг все разразились гомерическим хохотом и опустили оружие.
— Что с вами? Испугались?
И бесстрашный эскудейро, не в пример остальным, забрался в чащу и приготовился к встрече с врагом.
Но тут он разинул рот и, пораженный, застыл на месте.
Ягуар покачивался на ветке: он висел на веревке, накинутой на шею, удавленный петлей, которая затянулась от тяжести тела и задушила его.
Один человек сумел пригнать его от самой Параибы в лес, а потом победить его, связать и живым притащить сюда.
Весь этот переполох начался значительно позже. Когда сбежалось два десятка здоровенных молодцов и весь дом поднялся на ноги, зверь уже подох.
Едва прошли первые минуты удивления, как Айрес Гомес обрезал веревку и поволок тело ягуара, чтобы предъявить его своей госпоже.
И только когда ее окончательно убедили, что хищник уже не дышит, отворилась дверь, и дона Лауриана, все еще стуча зубами от страха, взглянула на мертвого зверя.
— Оставьте его здесь. Пусть сеньор Антонио увидит его собственными глазами.
Это было вещественным доказательством, необходимым, чтобы обосновать обвинение против Пери.
Несколько раз уже почтенная дама пыталась уговорить мужа прогнать индейца, которого не выносила: ей делалось дурно от одного его вида.
Но все ее усилия ни к чему не приводили: фидалго, верный рыцарским понятиям о чести и долге, сумел должным образом оценить Пери и разглядеть в нем, под обличьем дикаря, человека благородных чувств и высокой души. А как отец семейства он питал к индейцу глубокое уважение: он помнил, что тот спас жизнь его дочери, — об этом мы уже не раз говорили вскользь, а подробнее расскажем несколько позже.
Но на этот раз дона Лауриана надеялась на победу; она не допускала мысли, чтобы муж ее не наказал самым строгим образом, как страшного преступника, человека, который, захватив в лесу ягуара, связал его и притащил живого прямо в дом. Что может значить спасение одной жизни перед лицом той опасности, которой он подверг всю семью — и прежде всего ее, дону Лауриану?
И как раз тогда, когда она все это окончательно обдумала, на пороге появился дон Антонио де Марис.
— Скажите мне, сеньора, что значит весь этот шум?
— А вот, полюбуйтесь! — воскликнула дона Лауриана, высокомерным жестом указывая на ягуара.
— Красавец-то какой! — сказал фидалго, подойдя к хищнику и взлохматив ногой его шерсть.
— Ах, так он, по-вашему, еще и красавец! Вы, верно, нашли бы его еще красивее, если бы знали, кто его сюда приволок.
— Это мог сделать только очень опытный охотник, — сказал дон Антонио, разглядывая зверя с наслаждением истого знатока охоты, какими были в те времена все знатные фидалго. — Нигде не видно никакой раны.
— Все это сделал ваш проклятый индеец, сеньор Марис! — продолжала дона Лауриана, готовясь перейти в наступление.
— Ах, вот что! — воскликнул фидалго, смеясь. — Так это тот самый зверь, за которым Пери гонялся вчера; Алваро нам рассказывал!
— Да, он и притащил его сюда живьем, как будто это какой-нибудь зверек, вроде морской свинки.
— Притащил живьем! Неужели вы не понимаете, что это немыслимо?
— Как так немыслимо? Да Айрес Гомес только что его убил!
Айрес Гомес хотел было возразить, но его госпожа властным жестом приказала ему молчать.
Фидалго наклонился и, взяв зверя за уши, приподнял его, чтобы найти рану от пули; тут он заметил, что лапы и челюсти ягуара связаны.
— Да, это верно! — пробормотал он. — Еще какой-нибудь час тому назад зверь был жив: он совсем теплый.
Дона Лауриана дала своему супругу вдоволь налюбоваться ягуаром; она была убеждена, что размышления, которые вызовет в доне Антонио вид убитого зверя, будут ей на руку.
Она немного выждала, а потом сделала несколько шагов вперед, подобрала шлейф и, приняв соответствующую позу, обратилась к дону Антонио:
— Видите, сеньор Марис, я никогда не ошибаюсь. Сколько раз я говорила вам, что нельзя держать в доме этого краснокожего! Вы все не хотели верить, вы питали какую-то слабость к этому нехристю. И что же… — Тут почтенная матрона стала говорить словно заправский оратор и, как бы в подтверждение своих слов, выразительным жестом показала на мертвого хищника. — Вот как он вас отблагодарил. Вся ваша семья была в опасности: ваша дочь, не зная, что ей грозит, пошла купаться и могла попасть в лапы зверя.
При мысли о том, что дочь его подвергалась опасности, фидалго вздрогнул и едва не сдался, но в эту минуту послышались девичьи голоса, похожие на щебетанье птиц: Сесилия и Изабелл поднимались по лестнице.
Торжествуя победу, дона Лауриана улыбалась.
— Это еще что! — продолжала она. — Но ведь он же опять за свое возьмется: завтра он притащит сюда крокодила, потом гремучую змею или удава — с него станется! Дом наш будет кишеть скорпионами и змеями! И они сожрут всех нас заживо, и все только потому, что этому краснокожему дьяволу взбрело в голову издеваться над нами!
— Вы преувеличиваете, дона Лауриана. Пери действительно выкинул нелепую штуку; но ничего особенно страшного тут нет; он заслужил наказание — я его как следует проучу. Больше он этого не повторит.
— Вы не знаете его, сеньор Марис! Он дикарь, и этим все сказано! Браните его, сколько хотите, — он назло вам учинит опять то же самое!
— Это ваше предубеждение, я его не разделяю.
Почтенная матрона почувствовала, что терпит поражение, и решила прибегнуть к последнему средству: она переменила тон; в голосе ее послышались слезы.
— Поступайте, как знаете! Вы мужчина и ничего не боитесь, а мне… — Она вздрогнула. — Мне теперь уже спокойно не уснуть, мне все будет мерещиться, что змея заползает ко мне в кровать, а днем я буду ждать, что дикая кошка кинется на меня из окна, что в платье у меня заведутся ящерицы! Нет у меня больше сил выносить подобную пытку!
Дон Антонио призадумался над словами жены. Он представил себе, сколько обмороков, припадков и дурного настроения обрушится теперь на его голову из-за того, что индеец останется у них в доме. Но тем не менее он еще не потерял надежды успокоить и убедить жену.
Дона Лауриана выжидала, чем кончится ее последний маневр. В душе она была уверена, что победа за ней.
XIII. ОБЪЯСНЕНИЕ
Изабелл и Сесилия, болтая, возвращались с купанья; подходя к дому, они вспомнили про ягуара, и им стало страшно. Но страх этот рассеялся, как только они увидели улыбку на лице дона Антонио де Мариса: старый фидалго с восхищением смотрел на дочь.
