Станислав Федотов - Схватка за Амур
Вогул уже несколько минут шел за Элизой, хоронясь за выступами домов, столбами ворот, частоколами палисадников. Девушка, можно сказать, впервые вышла на улицу без сопровождения (куда ее понесло в такой мороз?! Похоже, к Волконским), и надо же было судьбе так сыграть в орлянку, что Григорий именно в это время шел в шалман на встречу с блатной компанией, доставшейся ему как бы в наследство от погибшего в горах Якутии Гурана. Она вышла из-за угла, и они столкнулись лицом к лицу, но Элиза равнодушно скользнула взглядом по бородатому мужику в низко надвинутом волчьем малахае и, не замедлив шага, прошла мимо. Не узнала, облегченно, и в то же время разочарованно, вздохнул Вогул; немного помедлив, он развернулся и пошел следом. Блатные подождут, с них не убудет, а второго такого везения может еще долго не быть.
Не узнала виолончелистка некогда покусившегося на нее бывшего легионера – вот и хорошо, вот и ладно: проще будет выбрать укромный уголок, затащить ее туда, благо прохожих на улице раз-два и обчелся, и поквитаться за испытанное тогда, на волжском берегу, унижение.
И жалко, что не узнала, жалко – тогда ее женское сердечко затрепетало бы в ужасе и толкнуло бы назад, домой, а на пути домой – он, Григорий Вогул, и побежала бы она вперед, ища городового, чтобы позвать на помощь, – только где ж его, сердешного, сыщешь в такой мороз: сидят городовые в дворницких, чаи попивают, беседы с дворниками беседуют – мол, за порядком следи, разбоя не допускай, пьяных в околоток, а чтобы жалованье повысить – денег у казны нет… Ноги бы у нее, бежавшей, от страха заплелись, и упала бы она своей хорошенькой мордашкой в грязный снег. А тут бы и он подоспел…
Думал так Григорий, криво усмехаясь, ускоряя шаг и постепенно догоняя Элизу, а черные острые глаза рыскали по сторонам в поисках подходящего закута. Вон, впереди, знакомые покосившиеся и приоткрытые ворота, а за ними – знал Вогул, точно знал – темный крытый двор с выходом на огороды, пятистенный дом с высоким крыльцом – усадьба купца Кивдинского. Сам-то купец был в прошлом годе взят под стражу за контрабанду, да сбежал, говорят, в Китай, а в доме остались младшие дети – сын Петр Христофорович да дочка Антонина. Гуляют, проживают отцом нажитое, с варнаками знаются. И он, Вогул, там бывал не единожды, и Антонину, случалось, приголубливал…
…Элиза поравнялась с воротами. Вогул в два размашистых шага догнал ее, ухватив сзади за талию, забросил в приоткрытую створку ворот и юркнул следом. Виолончелистка и пикнуть не успела, Григорий зажал ей рот и поволок в самое темное место – к выходу на огороды. Она билась, хрипела, пыталась вырваться – Вогул не обращал внимания. Пускай дергается, сейчас он ей покажет и Волгу, и Якутию, а заодно и Алжир с Парижем. Где-то тут должен быть топчанок для всякой рухляди – вот на него он и уложит красулю, а там, глядишь, и сама ножки раздвинет, хотя бы из любопытства. Бабы, они такие… любопытные. Что француженки, что русские… С Сюзанной у него так и вышло. Уж как сопротивлялась, пока он ее заваливал на постель, а она, только на спине оказалась, юбку сама задрала, ноги в стороны и давай подстегивать… Ага, вот он, топчанок! И мягкость на нем имеется – кожушок драный, кули рогожные… А музыкантша-то обмякла – никак со страху в беспамятство впала? Это плохо: удовольствие будет не то – все равно что с куклой неживой…
Григорий взвалил вялое тело Элизы на топчан – тот оказался коротковат: ноги в меховых сапожках на невысоком каблуке высунулись из-под теплой шерстяной юбки и наполовину свисали над краем топчана. Григорий поглядел, прикинул: если немного подтянуть в изголовье, а ноги согнуть в коленках – будет в самый раз. Он даже ухмыльнулся, представив, как это выглядело бы со стороны:
– Bon, ma belle, allons-y? [7]
Однако, прежде чем начать, решил привести ее в чувство: не над куклой же изгаляться. Он склонился к ее лицу, потрепал девушку по щеке, чтобы, очнувшись, она сразу же столкнулась глазами с его мрачно-торжествующим взглядом, и снова ухмыльнулся. И увидел, как ее красиво очерченные губы раздвигаются в ответной злой усмешке. Элиза как-то странно дернулась всем телом, и в то же мгновение Григорий ощутил глубоко вошедший в правый бок укол. Он еще не понял, что случилось, и продолжал стоять, хотя ноги уже начали подкашиваться, а глаза девушки широко распахнулись, и тяжелый взгляд из-под сдвинутых бровей словно ударил его по лицу. Он непроизвольно дернул головой, осел грудью на край топчана, потом медленно сполз и, как-то небрежно откинувшись, вольготно развалился на хорошо утрамбованной земле.
Элиза села на топчане, не глядя на Вогула, заправила растрепавшиеся волосы под меховую шапочку, потом легко спрыгнула на землю и наклонилась над затихшим насильником.
– Adieu, George! [8] – с грустной насмешливостью сказала она. Сняла рукавичку, пошарила рукой по шершавому боку черного полушубка Григория и выдернула стилет. С тонкого лезвия стекла бурая – так показалось ей в полумраке двора – струйка крови.
Элиза тщательно вытерла клинок о полушубок и убрала его в специальные ножны, спрятанные в рукаве мехового пальто.
Григорий полагал, что девушка узнает его раньше и успеет полностью испытать весь ужас своего положения, но он ошибся – она узнала его, только когда он затащил ее в глубину двора, – по характерному утробному рычанию. Ей сразу же вспомнились обрыв под соснами на волжском берегу, поначалу вызвавший искреннее сочувствие комбатант из Иностранного легиона, а потом вдруг этот животный рык… Но ей преподали хорошие уроки самозащиты, и стилет всегда был при ней – поэтому она не испугалась, а притворилась бессознательной в ожидании, как себя дальше поведет зверь в человеческом обличии, оживший оборотень из какой-то мрачной легенды или сказки. И выбирала момент, чтобы нанести верный, а главное – неожиданный, удар. Чтобы наверняка! Sûrement!
Что ж, она не подвела – ни себя, ни своих учителей. А Ваня не верил, что слабая девушка может защититься…
Она улыбнулась: милый Иван Васильевич просто не знает, с кем связался.
4Наследник Российского престола великий князь Александр Николаевич и великая княгиня Мария Александровна давали бал в честь крещения сына Алексея.
В самом начале бала счастливые родители показали гостям атласно-кружевной кулечек, из которого выглядывало нечто круглое, красное, а на нем – две мутноватых бусинки глаз, пуговка носа и плотно сжатая ниточка рта, после чего передали явленное сокровище двум нянечкам (те мгновенно улетучились), а сами под аплодисменты зала прошли круг вальса – не столько подчеркивая торжественность момента (все-таки четвертый сын – это не то что наследник престола), сколько представляя высшему свету в грациозных движениях танца, как по-прежнему изумительно выглядит в свои двадцать шесть хрупкая и изящная Мария Александровна, урожденная принцесса Гессен-Дармштадтская, как нежно и бережно относится к супруге высокий красавец-цесаревич, вылитый отец двадцатипятилетней давности.
