Александр Дюма - Шевалье де Мезон-Руж
Все гости, и даже Женевьева, казалось, проявили нескрываемый интерес к рассказу молодого человека.
— Итак, — сказал Морис, — шевалье де Мезон-Руж, кажется, прибыл из Вандеи. Он пересек всю Францию удачно, как всегда. Днем, прибыв к заставе Руль, он прождал там до девяти часов вечера. В девять часов какая-то женщина, переодетая простолюдинкой, прошла через эту заставу с костюмом стрелка национальной гвардии для шевалье. Через десять минут она вернулась вместе с ним. Часовой, видевший, как она проходила одна, заподозрил недоброе, заметив, что женщина возвращается в сопровождении молодого человека. Часовой забил тревогу, сообщил на караульный пост, караульный отряд отправился за ними. Эта пара, почувствовав за собой погоню, бросилась к одному из особняков на Елисейских полях, где им открыли дверь. По всей вероятности, патруль, преданный тиранам, ожидал шевалье на углу улицы Бар-дю-Бек. Остальное вы знаете.
— Да, — сказал Моран, — все, что вы нам здесь рассказали, довольно любопытно…
— А особенно последний факт.
— Да, конечно. Но известно ли, что стало с той женщиной?
— Нет, она исчезла, и абсолютно неизвестно, кто она и что с ней.
Компаньон Диксмера и сам гражданин Диксмер, казалось, вздохнули с облегчением.
Женевьева слушала рассказ бледная, неподвижная и молчаливая.
— Но, — произнес гражданин Моран со своей обычной холодностью, — но кто же может доказать, что шевалье де Мезон-Руж был в Тампле с тем патрулем?
— Один из членов муниципальной гвардии, мой друг, дежуривший в тот день в Тампле, опознал его.
— Стало быть он знал его приметы?
— Он видел его когда-то раньше.
— А как выглядит этот шевалье де Мезон-Руж? — поинтересовался Моран.
— Ему лет 25–26, невысокого роста, блондин с приятным лицом, чудесными глазами и великолепными зубами.
Стало очень тихо.
— Ну хорошо, — сказал Моран, — если ваш друг из муниципальной гвардии узнал этого пресловутого шевалье де Мезон-Ружа, почему же он его не арестовал?
— Ну, во-первых, потому что, не зная о его пребывании в Париже, он побоялся быть обманутым случайным сходством, а потом, мой друг немного умеренный, и он всегда поступает так, как поступают люди мудрые и умеренные: в случае сомнения воздерживается от действий.
— Вы стали бы действовать иначе, гражданин? — спросил Диксмер Мориса, резко засмеявшись.
— Поверьте, — ответил Морис, — я бы предпочел обмануться, чем упустить столь опасного человека как этот шевалье де Мезон-Руж.
— И что бы вы сделали, сударь? — произнесла Женевьев
— Что бы я сделал, гражданка? — ответил Морис. — О, Боже! Я бы быстро закрыл все двери и ворота в Тампле, направился бы прямо к этому патрульному отряду, схватил за ворот шевалье и сказал бы ему: «Шевалье де Мезон-Руж, я арестовываю вас как предателя нации!» И уж если бы я схватил его за ворот, то не выпустил бы, будьте в этом уверены.
— Но что бы с ним было потом? — спросила Женевьева.
— Сначала был бы судебный процесс над ним и его соучастниками, потом он был бы гильотинирован, вот и все.
Женевьева вздрогнула и бросила на своего соседа взгляд полный ужаса.
Но гражданин Моран казалось не заметил этого взгляда и спокойно опорожнил свой стакан.
— Гражданин Линдей прав, — сказал он, — только так и нужно было действовать. К сожалению, этого не сделали.
— А известно ли, что стало с шевалье де Мезон-Ружем? — спросила Женевьева.
— Вероятно, он, — сказал Диксмер, — увидев, что его попытка не удалась, сразу же покинул Париж.
— А возможно даже и Францию, — добавил Моран.
— Вовсе нет, вовсе нет, — продолжил Морис.
— Как! Он имел неосторожность остаться в Париже? — воскликнула Женевьева.
— Он отсюда не двигался.
Это предположение, высказанное Морисом так уверенно, было встречено всеобщим удивлением.
— Вы вероятно высказываете лишь свое предположение, гражданин? — спросил Моран.
— Нет, это реальный факт.
— О! — произнеси Женевьева. — Не могу этому поверить, гражданин, это было бы непростительной неосторожностью.
— Вы женщина, гражданка, стало быть должны понимать, что у человека с характером де Мезон-Ружа должно быть нечто, заставляющее его не думать о собственной безопасности.
— И что же ставит его выше страха лишиться жизни таким ужасным способом?
— Бог мой! Любовь, гражданка, — ответил Морис.
— Любовь? — повторила Женевьева.
— Несомненно. Разве вы не знаете, что шевалье де Мезон-Руж влюблен в Антуанетту?
Раздались два-три неуверенных смешка, робких и вымученных. Диксмер посмотрел на Бориса так, будто пытался проникнуть в его тайные мысли. Женевьева чувствовала, что слезы застилают ей глаза, а пробежавшая по телу дрожь, не ускользнула от Мориса. Гражданин Моран пролил вино из бокала, который в этот момент подносил к губам, и его бледность ужаснула бы Мориса, если бы все внимание молодого человека в этот момент не было сосредоточено на Женевьеве.
— Вы взволнованы гражданка, — прошептал Морис.
— Разве вы не говорили, что я пойму, потому что я женщина? Нас, женщин, всегда трогает такая преданность даже идущая вразрез нашим принципам.
— А преданность шевалье де Мезон-Ружа еще более привлекательна, — сказал Морис, — уверяют, что он никогда не говорил с королевой.
— Послушай, гражданин Линдей, — сказал человек, тяготеющий к крайним мерам, — мне кажется, и позволь уж мне сказать об этом, что ты слишком снисходителен к этому шевалье.
— Сударь, — сказал Морис, возможно намеренно используя слово, переставшее ее быть в употреблении, — я всегда восхищаюсь натурами гордыми и мужественными, что не мешает мне бороться с ними, когда я встречаю их в рядах своих врагов. Я не теряю надежды встретиться когда-нибудь с шевалье де Мезон-Ружем.
— И? — произнесла Женевьева.
— И, если я его встречу, то сражусь с ним.
Ужин был закончен. Женевьева, поднимаясь из-за стола, подала всем пример,
В этот момент раздался бой часов.
— Полночь, — холодно произнес Моран.
— Полночь! — воскликнул Морис. — Уже полночь!
— Это восклицание радует меня, — сказал Диксмер. — Оно доказывает, что вам не было скучно, и вселяет надежду, что мы встретимся вновь. Это дом доброго патриота и он открыт для вас, и смею надеяться, что вы скоро убедитесь и в том, что это дом друга.
Морис поблагодарил и повернулся к Женевьеве:
— Гражданка тоже позволяет мне вернуться?
— Я не только позволяю, я прошу вас об этом, — живо ответила Женевьева. — Прощайте, гражданин.
