Иария Шенбрунн-Амор - Железные франки
Изабо советовала класть за едой руку на грудь и молиться святой Агате: «Святая девственница Агата! Увеличь мои перси каждым куском. Аминь!» – а в ожидании непременной помощи мученицы, которой римляне-язычники отсекли груди и потому, несомненно, сочувствующей мучениям плоскогрудых девиц, напихать за пазуху тряпицы. Рельефный силуэт Изабо наглядно демонстрировал небывалую меру благоволения святой Агаты к девице дю Пасси:
– Так это у тебя там ветошь?
– У меня-то все настоящее, – гордо выпятила свое богатство толстушка. – Жаль только, пользоваться некому.
Изабо повезло – она была похожа на перезревшую, готовую лопнуть вишню и выглядела значительно старше своих пятнадцати лет. От карих ласковых глаз до улыбки пухлых алых губ, от корсажа, не вмещающего милостей Девы Марии, до непокорной гривы черных кудряшек, подруга вся сверкала, блестела, переливалась через край и привлекала мужские взоры.
Мамушка послала девушек в аптекарский огород за лекарственными травами, но пока прилежная Констанция аккуратно срывала веточки помогающего при воспалениях розмарина, бездельница Изабо развалилась прямо на грядках мяты и майорана, сминая нежные, драгоценные всходы редких трав, заботливо высаженные Грануш. Трудился у лентяйки только язык. Вместо того чтобы собирать останавливающий кровотечение шалфей или иссоп, отвар которого спасает от кашля и глистов, болтушка уверяла, что, если забыть помолиться перед сном, ночью в постель непременно залезет похотливый инкуб, и божилась, что сама видела, как Жан Фишо «делал это» в садовых кустах с прачкой.
Изабо что угодно готова была выдумать, лишь бы отлынивать от поручений Грануш. В отличие от усердной Констанции, бездельница тяготилась любыми занятиями, кроме сплетен и заигрывания с мужчинами.
На руке Изабо в новом перстне сверкнул большой изумруд.
– Откуда это у тебя?
Девушка вытянула руку, склонила голову, полюбовалась переливами света в гранях камня и гордо заявила:
– Патриарх подарил.
Констанция от растерянности только глазами захлопала, а Изабо, хихикая, пояснила:
– Он до меня дотронулся, вот так… – Кончиками пальцев она медленно провела от уха, спрятанного в гуще черных волос, через ключицу до самого верха круглой груди.
Констанция поморщилась:
– Ты с ума сошла? Это же ужасный, отвратительный грех!
– Я-то в чем виновата? – на глаза Изабо тут же навернулись слезы обиды. – Я так сразу и сказала, и даже заплакала. Но его высокопреосвященство клялся, что ничего плохого не хотел и даже перстень подарил! Это теперь мое самое красивое украшение!
Ах, если бы Пречистая Дева не благоволила так явно к легкомысленной кокетке, к ней меньше благоволили бы и недостойные служители церкви.
– Изабо, – во что бы то ни стало требовалось спасти дурочку от нее самой, – пообещай, нет, поклянись мне всеми святыми, душой твоей покойной матери, что больше никогда, никогда не позволишь Радульфу де Домфорту дотронуться до себя!
– Да обещаю, конечно, – отмахнулась Изабо. – Зачем он мне сдался, старый, вонючий, потный, с сальными руками, кривыми ногами и с этим своим болтающимся брюхом?!
Много же безобразница узнала о патриархе по одному прикосновению! Констанция вспомнила, как безжалостно стискивал Радульф ее саму своими жирными лапами, как она укусила его за мерзкий палец. Княгиня ненавидела распутного пастыря. Иерарх заставил князя принести себе вассальную присягу и с тех пор захватил всю власть в городе, а теперь покусился и на невинность подруги!
К несчастью, шальной девице дю Пасси сильно недоставало ума, скромности и гордости. Но Божьим провидением рядом с ней Констанция. Княгиня изо всех сил будет оберегать сироту. Изабо, конечно, легкомысленное создание, но она – истинный пример того, что Господь по непостижимой милости награждает недостойного и небрежного таким даром, какого никогда не добиться самому добродетельному и старательному: у пустоголовой лентяйки оказался изумительный контральто, глубокий, страстный и волнующий. Что бы она ни пела – «Приди, Дух Святой» или кансоны труверов, простушка выводила мелодию с таким проникновением и умудрялась изливать в ангельских звуках такие чувства, что невольно наворачивались слезы. Грануш ворчала, что даже в божественные псалмы негодница умудряется вкладывать греховный соблазн, но соблазн вкрадывался сам собой, и не только в голос Изабо, но и в уши слушателей.
Зато ей никогда не сравниться с Констанцией в вышивании покровов для замковой церкви! И только Констанция помнила наизусть чуть не весь Псалтырь, умела читать почти без запинки, гладко писать, а также складывать и вычитать на счетах с костяшками. Вдобавок княгиня изящно танцевала и ловко ездила верхом. Но главное, в отличие от бесшабашной подруги, она умела держать себя с достоинством.
– В женщине важны честь и скромность, – княгиня нахмурилась и наставительно повторила мамушкины наказы.
– Ты не очень-то верь Грануш, – отмахнулась бедовая Изабо. – Старая армянка так усердно охраняла свою честь, что навеки застряла в старых девах.
Что делать, инкуб давно и прочно поселился в мыслях Изабо. Девица думала и говорила только о мужчинах. Но ее можно было понять – ей шел уже шестнадцатый год, молодость ее была на исходе, а подходящий жених все не появлялся. Безродная, неимущая сирота непременно получила бы от своей княгини достойное приданое, а в придачу – ее покровительство и дружбу, и на руку веселой кокетки находилось немало претендентов, но привереду не устраивал ни один из них: то стар, то уродлив, то незнатен. Грануш ворчала, что бесприданница ждет второго Раймонда де Пуатье, и Констанция от души желала бы ей дождаться, если бы на белом свете существовал второй подобный рыцарь. Но капризница продолжала мечтать, коротать время в болтовне, прихорашивании, пожирании сладостей и кидать пылкие взоры на пригожих шевалье.
Вот и сейчас праздные пальцы Изабо обрывали ромашку, а мысли заслуживали поста и епитимьи:
– Не все же сподобились даже замужем оставаться непорочной!
От этих глупых слов Констанции стало нестерпимо больно, как будто Изабо ударила ее. Княгиня вырвала из земли пук горчичной травы и налетела с ним на болтунью. Изабо заголосила и помчалась от нее прямо по цветам эхинацеи. Констанция неслась вдогонку, ломая целительные корни мандрагоры, пачкая бархатные башмачки во влажной земле, на бегу она хлестала обидчицу пахучими стеблями. Остановились, только когда Изабо споткнулась и растянулась на свежеполитой грядке. Констанция плюхнулась рядом.
– Грануш нас убьет, – уверенно предсказала она.
Весь аптекарский огород оказался затоптан, а их туфельки и платья пришли в полную негодность.
