Вольф Серно - Тайна затворника Камподиоса
– Так откуда топаешь? – снова открылся рыбий рот. – А тити-мити у тебя есть?
– Простите, я не понял?
– Ну, я нащщет того, водятся ли у тебя деньжата?
– Нет... То есть да. – Витусу не хотелось врать. Однако не станешь же каждому встречному-поперечному рассказывать, что у тебя есть золотые эскудо. – Но мне деньги не нужны, – быстро добавил он. – Я ими не интересуюсь.
– Будь у тебя тити-мити, можно было бы кое-ще сожрать, – прошепелявил незнакомец. – Слыхал ты про «Розу»? Это такая шамовочная милях в трех отсюда. – Он вытянул руку, маленькую, как у ребенка, и совершенно безволосую, указывая, куда идти. – Так есть тити-мити или нет?
– Мне очень жаль, – пожал плечами Витус. – Но я тебя не понимаю.
– «Я тебя не понимаю», – передразнил его коротышка. – Черещщур ты тонкая штущка, щебы понимать язык тех, кто командует движением облаков, да?
Витус решил на эти уловки не поддаваться.
– Если хочешь поесть, могу поделиться с тобой каплуном, – предложил он. – Я бы с удовольствием поел бы с тобой за компанию.
– Ты всегда так цветисто выражаешься? Из монастыря, ще ли? – коротышка нетерпеливым движением поправил ремень висевшего через плечо ящика. – У тебя, знащит, есть кастрированный куриный капрал? А крестьянская пушка найдется? – И когда Витус вопросительно на него посмотрел, объяснил: – Ну, фасоль вареная или ще-нибудь такое?
– Нет. Только каплун. Погоди, я достану его. – Витус воткнул посох в землю и поставил на землю кожаный короб. Когда он присел рядом с коротышкой, послышался какой-то звук. Похоже, металлический. Во имя всего святого, да это же его золотые монеты! Он поднял голову с самым невинным видом – и поймал на себе проницательный взгляд карлика.
– Этот короб издает самые неожиданные звуки, когда ее поставишь, – смущенно улыбнулся он. – Хочешь ногу или крыло?
– Ще-ще? – глазки карлика заблестели. Он никак не мог отвести их от каплуна. – Ежли ты не жадный, то и тем угостишь, и другого дашь попробовать.
Витус поспешил выполнить его желание. Быстро разделав птицу, он протянул куски мяса на своем «столовом приборе».
– Вот, угощайся, э-э... как тебя, вообще говоря, зовут?
Коротышка, изготовившийся ловким жестом ухватить самый смачный кус, так и застыл с вытянутой рукой.
Неужели этот прощелыга, этот лежебока хочет расколоть его? Неужели он решил, что его, хитреца Токсиля, так легко вывернуть наизнанку? Он чуть не расхохотался – вот недотепа-то!
Его взгляд на секунду остановился на маленьком деревянном ящике, который он повсюду таскал с собой. Его содержимое и на этот раз пригодится. Никто из посторонних никогда не видел спрятанных внутри него двенадцати бутылочек, содержимое которых, порошки и микстуры, карлик постоянно пополнял. Они были его гордостью, они давали ему некую власть над людьми, которую другие обретали лишь с помощью богатства. Это ощутил на своей шкуре один здоровенный мужлан, с которым он некоторое время назад пил и закусывал в придорожной бодеге. Он, хитрец Токсиль, допустил при этом непростительный промах. Опьянев, он расхваливал свои яды, как будто рассказывал о своих возлюбленных. Мужлан смеялся над ним, как над последним дурачиной.
С тех пор этому типу никакая еда не по вкусу. И день ото дня он слабеет.
А другой ни с того ни с сего отшвырнул его в сторону во время публичной казни. Когда Токсиль, стеная, запротестовал, этот увалень с разбега бросился прямо ему на горб.
– Вот и лежи, где стоял! – заорал он. – Я у тебя места не отниму!
Стоявшие вокруг зеваки корчились от смеха до колик и до того сомкнули круг вокруг них двоих, что он никак не мог вырваться и так или иначе вынужден был таскать увальня на себе. А тому эта игра пришлась, как видно, по вкусу, и он еще веселил толпу разными шутками-прибаутками.
Но так как даже самая продолжительная казнь когда-нибудь да подходит к концу, то люди стали расходиться, а шутник идти домой не смог.
Кто-то облил его ноги соляной кислотой.
– Я из Аскунезии, ястреб ты в рясе. Из земель, что лежат на восток от Рейна, если тебе это ще-то говорит. Здесь, в Испании, у меня тьма всяких имен. Для кого я Педро, а для кого – Франко. Хайме, Хуан или еще кто угодно. Выбирай на свой вкус.
Токсиль потянулся за следующим куском каплуна и впился в него зубами. Он не сомневался, что сильно смутил этого молокососа, и не в последнюю очередь благодаря некоторым словечкам, которые искусно вплетал в свою речь, – это дело проверенное! Но пора самому перейти в атаку и кое-что у него выспросить.
– Ну, а тебя-то как зовут?
– Витус.
– Витус? Вот так имещко! – карлик снова впился зубами в мясо, отхватив большой кусок своими маленькими, но острыми, как иглы, зубами. – А сам че не шамаешь?
– Почему, я поем, – Витус старался особенно не шевелиться, чтобы опять не зазвенели монеты. Карлик же поглощал каплуна невообразимо быстро. Витус с натянутой улыбкой взялся за крыло. Каплун и на второй день после того, как был изжарен, оставался деликатесом. Что же странного в том, что карлик так и уплетал его?
Через несколько минут трапеза подошла к концу, причем львиная доля мяса досталась карлику. Он, ничуть не стесняясь, отрыгивал и вытирал жирные пальцы о полы куртки. Потом он вытянулся на траве и задрал в воздух обе свои маленькие руки. На ремне стали видны кожаные мешочки для воды. Отцепив один из них, карлик протянул его Витусу.
– Не нацедишь ли немного водицы? Там, за поворотом, есть ручеек. Только пока я на моих ходулях туда дойду...
«Этого мне только не хватало!» – подумал Витус, поднялся и пошел осторожненько, словно по битому стеклу.
– С удовольствием схожу!
– Спасибо, Витус, – медоточиво произнес карлик.
Его глазки внимательно следили за удалявшейся фигурой. «Провалиться мне на этом самом месте, если у него в накидке нет рыжих монеток», – захихикал он. Потянулся своими крохотными ручонками к ящику и открыл его.
– А-а-а, ну-ка, поглядим, где у нас тут за бутылощки подобрались! Красота, а не бутылощки, а?
Он доставал одну бутылочку за другой и внимательно разглядывал на свету. В первой был сильно ядовитый, густой отвар бледной поганки, во второй – настойка из цветов белладонны, в третьей – цикута, а в четвертой – обыкновенный гипс, который, попав в руки карлика, обретал смертоносное действие. Отравителю удавалось превратить его в крохотные шарики, которые он обматывал сырой куриной кожей. Хитрец продавал их на базаре, убеждая покупателей, что это чудодейственное средство от любой боли в желудке и вообще во внутренностях. Если удавалось продать, старался поскорее унести ноги, ибо тот, кто такое лекарство проглотил, поначалу действительно чувствовал, как внутри у него теплело, а потом внутри начинало давить так, будто туда свинца налили. Если кому-то удавалось избавиться от «согревающего шарика» естественным путем, мог считать, что ему несказанно повезло. Если же нет, иногда не удавалось избежать и самого худшего. А в пятой был мышьяк, белый порошок, действующий быстро и сильно. Карлик получал его собственноручно из мышьяковой руды. Ну, и так далее.
