Джон Боуман - Остров Демонов
— Вы найдете меня в своем лагере, мадам. И если вы поддержите эту экспедицию…
— В которую, как я понимаю, вы уже вложили немало средств…
— Мою судьбу, мадам, — просто ответил Турнон. — И судьбу моей нареченной невесты, племянницы монсеньера де Роберваля. У Картье сейчас в гавани Сен-Мало стоит три снаряженных корабля…
— И вам нужно?..
— Как можно больше баркасов для колонистов. Нам также нужны сами колонисты и моряки. Мы должны призвать всю Францию…
— И вам нужно от нас лишь влияние Его Высочества… и, конечно, губернаторский титул для вашего дяди?
Пока Роберваль силился перевести дух, Турнон подался вперед.
— Поверьте мне, мадам, что это не вымогательство.
— Я вам верю, — отвечала женщина. Неожиданно она сняла с шеи тяжелое жемчужное ожерелье и повесила его на руку Турнона. — Это мое ручательство — и мое доверие. Я верю, что вы ищете победы для Франции и короля, — она взглянула на дофина, — который достаточно щедр, чтобы сделать вашу мечту о Новой Франции реальностью!
Все это время дофин смотрел ей в лицо, а когда она закончила, вскочил на ноги.
— Даю вам слово чести, монсеньер де Турнон! — воскликнул он.
Мадам де Пуатье протянула руку Робервалю, преклонившему колени.
— Мессир вице-король… — сказала она.
ГЛАВА 19
Гастон закрыл за собой дверь и ждал, пока адмирал отвернется от окна.
— Приехал ваш племянник, граф де Муи, монсеньер.
Шабо кивнул и вернулся к своим мыслям. Его окна выходили на лагерь, чьи пестрые палатки раскинулись на нескольких арпанах, как цветы после ночного сна. Раскисшая земля была покрыта лужами, так что дамам и рыцарям приходилось с величайшей осторожностью пробираться по аллеям. Шабо задумался над тем, что заставляло пятнадцать тысяч знатных дворян прибыть ко двору, забыв о собственных делах и имениях, и терпеть нужду и лишения, которые привели бы в ужас любого честного крестьянина. Что касается его самого, то скоро он оставит службу. Вместо того, чтобы довольствоваться милостыней и минутной благосклонностью, он будет мирно жить в своем старом поместье в Пуату.
Хотя никто не говорил об этом в открытую, но все признаки опалы были налицо. Прошла всего неделя со времени последней дружеской беседы с королем — и вот уже Франциск отчитал его за высокомерие, хотя Шабо говорил со своей обычной фамильярностью. Происки Монморанси? Шабо пожал плечами. Некоторые шептались о его растратах в Бургундии — их можно было легко подсчитать, — о его отношениях с мадам д'Этамп, преувеличенных самой Анной — снова происки Монморанси. Конечно, это было трудно доказать, да и не хотелось бы терять дружбу, длившуюся тридцать лет.
На его серые глаза неожиданно навернулись слезы, и адмирал нетерпеливо смахнул их. Тридцать лет! Именно тогда он вошел в небольшой круг избранных, окружавших Франциска… Тогда он и Монморанси, Флеранж дю Беллей и другие — теперь уже мертвые — герои были молодыми рыцарями, благоговевшими перед своим королем, который открыл им двери к титулам и богатству. Но крепче всего их связывали победы в Италии и поражение при Павии… Шабо ближе всех стоял к королю, а за ним шел грубый, находчивый и коварный Монморанси.
Лишь недавно Шабо почувствовал, что король отвернулся от него и перенес свою любовь на соперника — но было уже поздно.
Рыцарство! Он все еще чтил это слово, но тот — бывший фаворит, бывший друг — во что он верил? Он подумал о своем племяннике, Пьере, который почитал его, как когда-то он сам почитал маршала де Гиза: так же, как де Гизу, ему, Шабо, придется столкнуться с непостоянством принцев. Пьер нес в себе старые традиции. Он даже настоял на том, чтобы его посвятили в рыцари на поле боя, как и его дядю адмирала. «Я не могу презреть это доверие», — подумал Шабо. — «Я не имею права огорчить его».
Что он мог предложить юноше? Особенно сейчас? Но он знал точный ответ: он имел возможность сменить лагерь и добиться успеха для Пьера и для себя через союз с младшей дочерью мадам де Пуатье. Девушка была законной дочерью сенешаля Нормандии, и в ее жилах текла кровь Генриха VII. Но такая открытая капитуляция будет триумфом для Дианы и падением для него.
Шабо снова развернул записку, которую держал в руке.
«С тех пор, как у Вас остался единственный друг при дворе, кажется странным, что Вы не ищете с ним встреч.
А»
Он наверняка потеряет всех оставшихся друзей при дворе, если согласится на этот союз; зато Пьер будет в безопасности. Он поднял голову, чтобы приказать камердинеру отыскать Пьера, но слуга уже входил в комнату, чтобы доложить о посетителе.
— Капитан Картье просит аудиенции, монсеньер.
— Да? — удивился Шабо. — Пригласи его.
Картье, должно быть, стоял прямо за дверью, потому что сразу же вошел, быстро пересек комнату, опустился на колено и поцеловал руку Шабо раньше, чем адмирал успел остановить его.
— Мой дорогой покровитель… монсеньер!
— Встаньте, встаньте, Картье, — прервал Шабо, немного подавшись назад. Картье поднялся и посмотрел на него с таким видом, словно адмирал собирался его ударить. — Не стойте, как истукан, — нетерпеливо воскликнул Шабо. — Сядьте и расскажите, с чем пожаловали.
— Мой адмирал, я только что узнал, что они хотят сокрушить вас!
— Сокрушить меня? — сухо засмеялся Шабо. — Они не смогут этого сделать, дорогой Картье.
Голубые глаза Картье изучали лицо адмирала.
— Не смогут? Черт побери, я говорил этим глупцам…
— Кому? — резко спросил Шабо.
— Это Турнон…
— Турнон? — не поверил адмирал. — Турнон хочет сокрушить меня?
— Нет, нет, но он встречался с коннетаблем, дофином и мадам де Пуатье…
Адмирал изумленно откинулся в кресле,
— Вероятно, он задумал это давно…
— Я сказал, что выпушу ему кишки и выпрямлю его горб. Он и его дядя, эта свинья Роберваль…
Шабо громко рассмеялся.
— Я люблю тебя, Жак. Когда я с тобой, я начинаю верить, что все на свете очень просто: мы нашли прекрасную Новую Землю, так почему бы не освоить ее? Для этого не нужны деньги, власть и стратегия — только лишь мужество и инициатива. А если мы находим среди нас предателя, то просто убиваем его. О, мой друг, если бы весь мир был таким каков ты, нам бы не нужны были такие интриганы, как я. — Он протянул руку. — Нет, Жак, ты ошибся в Турноне. Но не в Робервале, потому что он, как ты сказал — свинья. Турнону дорога его идея, которая будет преследовать его до самой смерти. Возможно, он не видит в этом Новом Свете того, что видишь ты или я, но он нашел что-то, возможно, лучшее, и для него это очень важно. Более важно, чем он сам, или ты, или я — более важно, чем даже бедное дитя, сделанное ставкой в его игре. Он был прав, что пошел к дофину и коннетаблю. Больше четырех лет я ничем не мог помочь снаряжению вашей экспедиции.
