Луиджи Мотта - Сборник "Красный оазис"
— Взять гяура! — распорядился Осман.
Не успел Блевио опомниться, как десятки рук легли на его плечи, свалили, связали.
— Мабрук! — позвал паша своего премудрого конюха.
— Что прикажешь, повелитель? — еле вымолвил трясущийся со страху конюх.
— Стащи гяура в какой-нибудь подвал и запри его там. Береги его как зеницу ока: если он сбежит, ты расплатишься за него собственною головою!
Мабрук взвалил Блевио на плечи и кряхтя потащил его в подвал.
Покончив с Блевио, Осман, еще более распаленный гневом, ворвался в комнату Марики, швырнул к ногам девушки уже увядшую розу, получением которой был так доволен утром, и крикнул:
— Я раскусил тебя, змея! Ты сговорилась с гяуром, который осмелился под чужою личиною прокрасться в дом мой. Но теперь все раскрыто. И я присуждаю тебя к смерти.
Марика, видя, что все погибло, призвала к себе на помощь все свое мужество и с гордою улыбкою ответила:
— Так что же? Я и раньше знала, что ты — палач и живодер… Могила мне слаще твоих объятий…
— Ладно, если так. Посмотрим, покажется ли тебе такою сладкою та могила, которую я тебе приготовил… Раньше, чем зарыть тебя в землю живою, я дам тебе случай наглядеться, как будут умирать твои родственники… Верный Али раскрыл их убежище и завтра днем изловит их всех, как кроликов, в их норе…
У Марики вырвался крик отчаяния. Полученный удар превышал силы бедной девушки. Как подкошенная она упала на пол.
Паша повернулся и вышел из гаремлыка. Через минуту топот копыт известил об его отъезде.
Мудрый Мабрук поместил пленного Блевио в одном из погребов обширного фондука. Боясь упустить пленника, он поминутно наведывался к нему. Приходил и ощупывал кандалы на ногах и веревки на руках заключенного. На первых порах все попытки Блевио сговориться с испуганным до полусмерти конюхом оставались безрезультатными. Но мало-помалу испуг прошел. Не особенно охотно, но Мабрук стал отвечать на вопросы Блевио. И берсальер построил на этом план своего спасения.
— Слушай, друг Мабрук! — сказал он. — Я всегда считал тебя за мудреца высшей марки…
— Я таков и есть на самом деле! — гордо выпрямился скромный Мабрук. — Сам паша слушает всех моих советов…
— Ну вот, — продолжал Блевио. — Я продолжаю считать тебя мудрейшим из людей.
— И ты не ошибаешься.
— Одно плохо: ты — беден…
— Да, я не богат! — признался Мабрук. — Паша куда щедрее на палочные удары, чем на золото…
— Я умру! — продолжал Блевио грустно.
— Да, друг. Паша тебя не помилует!
— И со мною погибнет мой великий секрет.
— Какой?
— А могу ли я тебе довериться, друг?
— Как самому пророку! — заверил конюх.
— Я… я умею делать золото! — чуть слышно вымолвил Блевио.
— О, Аллах! — воскликнул Мабрук, у которого дыхание прервалось.
— Клянусь! — продолжал грустно Блевио. — Но я унесу в могилу мой секрет…
— Аллах! — запротестовал Мабрук. — Зачем тебе делать такую гнусность?
— А что же посоветовал бы ты мне сделать?
— Научить кого-нибудь делать золото!
— Кого?
— Да меня же, меня! Разве я не друг твой? Разве я не брат твой? Разве я не чту тебя, как родного отца? Разве…
— Если ты выпустишь меня на свободу…
— Н-ну, нет! Я не настолько глуп, — запротестовал Мабрук. — Я, друг, жить хочу. Осман-паша на дне морском меня отыщет… Все что хочешь — только не это.
Подумав немного, Блевио сказал:
— Ну хорошо. Освободить меня ты не можешь. Тогда ты исполнишь несколько моих просьб.
— Если они не касаются твоего освобождения, то я их исполню! — согласился мудрый Мабрук. — Например, я могу накормить тебя. Даже вина могу тебе принести, если на то пошло. Того вина, которое сам паша пьет тайком… Ибо он правовернейший из правоверных и выпивать может только тайком… Могу принести тебе хорошего турецкого табачку: того самого, который курит паша.
— И который ты у него крадешь?
— Вовсе нет, — запротестовал Мабрук. — Не краду, а просто беру, когда паша не видит. Потому что ведь мы — одно тело и одна душа. Что он, что я — даже не различишь. Его мысли — мои мысли. Его табак — мой табак!
Блевио остановил излияния Мабрука, сказав ему:
— Прежде чем будем продолжать наш разговор, я хочу доказать тебе, что я умею делать золото.
— Каким образом?
— Пойди в ту комнату, в которой я жил. Там на окне стоит цветочный горшок. Выбрось цветок и поройся в земле. Там ты найдешь двадцать пять золотых монет. Их я собственноручно изготовил в прошлую ночь.
— Куда же они годятся? — усомнился Мабрук.
— Вот тебе раз! Как это — куда?
— Ну да. На что мне фальшивые монеты?!
— Постой, не торопись. Ты же — мудр. Возьми эти деньги, отнеси их к любому меняле вашего лагеря, и потребуй от имени паши, чтобы меняла исследовал их. Скажи: паша сомневается, из чистого ли золота сделаны эти деньги. Потом приди и скажи мне, какой ответ даст тебе меняла.
Мабрук, еще раз обследовав кандалы пленника, отправился на поиски золота Блевио и объяснения с менялою.
Глава XII. Приход итальянцев
Вышеприведенный разговор Блевио с Мабруком происходил, на рассвете. Но Мабрук, подстрекаемый жадностью, поторопился проделать все, что говорил Блевио: раздобыл золотые монеты, спрятанные берсальером в цветочном горшке, и сбегал к ближайшему меняле. Меняла обследовал монеты при помощи травления кислотами и заявил, что они отличны. На всякий случай предусмотрительный Мабрук разменял их на кредитные билеты и пакет с деньгами запрятал у себя на груди.
— О друг! — сказал Мабрук, ворвавшись в подземную тюрьму Блевио. — Меняла признал монеты за золотые!
— А как же иначе?! — даже удивился Блевио. — Я же говорил тебе…
— Друг! Тебе все равно умирать! — молил Мабрук берсальера. — Зачем уносить в могилу такой важный секрет? Научи меня делать золото. Я буду с утра до ночи сидеть и делать, делать…
— А что ты сделаешь для меня за это?
— Все, кроме освобождения.
— Хорошо! — покорно согласился Блевио. — Умирать так умирать… Ну так вот что: если Марика жива…
— Жива, жива! Ну?
— Передай ей, что я прошу ее вечером, когда приблизится наш смертный час, в память обо мне каждые десять минут нюхать те духи, которые я подарил ей…
— Хорошо. А еще что?
— Потом ты разыщешь в моей комнате в коробке, в которой лежит сверху табак, три маленьких бумажных пакетика и три бутылочки зеленоватой прозрачной жидкости. И ты принесешь это все мне сюда.
— Зачем? — насторожился Мабрук.
