Вадим Сухачевский - Ахилл
Приам явно теперь понял, что в действительности микенский царь не хочет ничего, кроме войны. Он решительно встал со своего треножника.
— Жаль, что наши переговоры ни к чему не привели, — сказал он. — Что ж, пускай тогда нас рассудят боги и оружие... Но учти, царь Агамемнон, боги не любят алчных, поэтому так могут распорядиться, что не получишь ты вовсе ничего.
— Что ж, пускай рассудят боги, — тоже вставая, сказал Агамемнон.
— Постой, брат! А как же Елена? — воскликнул Менелай. — Они же вначале готовы были отдать мне Елену!..
— Пойдем, пойдем, брат, — сказал Агамемнон. — Неужели не видишь сам — с ними нельзя ни о чем договариваться. Полагают, что бессмертные боги одобрят их воровство! — И обернулся к троянцам: — Может, и Елену похитить вас тоже боги сподобили?! Сразитесь за Елену! Это, конечно, не избавит ваш город от гибели, — но сразитесь за нее, как подобает мужчинам! Хотя бы тут мы узнаем, какова воля богов!.. Ну, герои троянцы, может, кто-нибудь из вас готов испытать на себе волю богов — сразиться с одним из наших мужей?
Гектор переглянулся с братьями и решительно вышел вперед:
— Я готов. Готов сразиться с любым из ваших воинов.
Смел был этот Гектор. Перед ним ведь стоял могучий Аякс, который даже без своей палицы всем внушал ужас. Но Гектор сказал: "С любым!" И смотрел бесстрашно, прямо. Ничего не скажешь, настоящий воин!
И главное — зачем было это? Независимо от исхода схватки, войны все равно не избежать, все тут это понимали. Из-за одной лишь Елены драться!.. Да у него своя жена была, Андромаха, слывшая первой красавицей всего ионического побережья, — что ему Елена?!..
А вот что! Хотел смыть позор, легший на Трою из-за женокрадства, совершенного братом. И когда Менелай потребовал выдать Париса на расправу — это ведь он, Гектор, первым тогда покачал головой.
Нам бы таких вождей! Этот, я уверен, не стал бы резать женщин и детей и выжигать беззащитные города. Ибо не только отважен был этот Гектор, но и благороден. Не зря, хоть и троянец, но и в наших песнях воспет. Как там у нас?.. "Не было в Трое смелей, справедливее..." Ну, как там?
Слепцы тут же подхватили:
Не было в Трое сильней, справедливее мужа!
И в благородстве был равен тем древним героям,
Слава о коих жива, хоть столетья минули!
Если бы создали боги такими всех смертных —
Снова бы век золотой на земле воцарился!..
— Вот-вот! — сказал Клеон. — Доблестью напоминал тех, древних, великих. Не устрашил его даже Аякс! Мало таких нашлось бы на земле!
Глаза Агамемнона снова загорелись. Уже, небось, видел Гектора этого, расплющенного Аяксовой палицей. Но тут вдруг брат его Менелай вскочил — тоже далеко не трус был спартанец:
— Молись всем богам, Гектор! Ибо я, спартанский царь Менелай, буду драться с тобой!
Уверен, Агамемнон в тот миг пожалел, что вообще взял его на эти переговоры. Как ни силен и храбр был его брат, но все же против такого воина, как Гектор, он едва ли выстоит. Не столько ему даже брата было жалко, сколько заботило его, что будет, если Гектор выйдет из этой схватки победителем. Решат наши воины, что боги на стороне троянцев. А те возомнят, что боги им покровительствуют.
Плохое начало для войны!..
Но тут же по лицу Агамемнона я понял, что благая мысль сразу вслед за тем осенила его. Смекнул, что и боевой пыл его брата может пойти на пользу дела.
— Так тому и быть! — возгласил. — С нашей стороны будет драться мой брат, славный спартанский царь Менелай, оскорбленный вашим Парисом! Но не с Гектором он будет драться, — ибо доблестный Гектор не наносил ему никакого оскорбления! Нет! Он будет драться с тем, кто нанес ему обиду! С вашим царевичем Парисом — вот с кем будет драться за жену свою, прекрасную Елену, мой брат!
И вправду, это было для него лучше, чем бой Гектора с Аяксом. Гектор — сразу видно — воин превосходнейший. Аякс, конечно, силен; однако и Бусилай когда-то был куда как силен, — а чем для него тогда схватка с Ахиллом закончилась? Мало ли что там будет, если Гектор выйдет против Аякса.
А вот если Менелай выйдет против Париса — иное дело. Менелай — настоящий воин, уже во многих битвах участвовал, а Парис хрупок, утончен, хорош только для совсем иного рода битв и не мечом, а совсем иным оружием силен. Тут уж исход схватки предрешен заранее. Зато — как воспрянут духом наши воины, когда увидят, что боги на нашей стороне!
Гектор же, наоборот, приуныл. Гибель брата, наверняка, уже виделась ему: не одолеть Парису закаленного спартанца. И отказаться нельзя: вызов уже принят. А если с той стороны драться будет Менелай, то кому же еще, как не Парису, обидчику, выходить против него?
Мрачно сказал:
— Будь по-вашему. Когда поединок?
— Сегодня! Сейчас! Немедленно! — снова подскочил Менелай, но Агамемнон его попридержал:
— Ну-ну-ну! Сперва договоримся об условиях... А условия наши таковы, — обратившись к троянцам, сказал он. — Поединок состоится завтра утром. И во время этого поединка ваши гоплиты будут стоять у стен города, а то, глядишь, кто-нибудь из них вмешается в схватку. А наши воины сойдут с кораблей и выстроятся линией у самого берега, тоже далеко не заходя. Лишь на таких условиях может быть угодный богам справедливый поединок! А вблизи дерущихся будут лишь двое. С вашей стороны — доблестный Гектор, в чье благородство я верю, а с нашей — кому еще и быть, как не мне, брату Менелая?.. Как, подходят вам эти условия?
— Да будет так, — сказал печально Приам.
Он сделал знак, и троянцы уныло покинули шатер.
Зато Агамемнон возвращался на корабль, не в силах сдержать своей радости. В этих переговорах он достиг даже больше, чем хотел. Помимо того, что большой войне быть, и теперь уже никто, даже боги, не предотвратит ее, — помимо этого, он выговорил право для нашего войска беспрепятственно высадиться на троянский берег. Да еще наверняка Менелай прикончит завтра их царевича — и тогда увидят наши воины, что им сопутствует воля богов!
Рад был Агамемнон, все видели, как он рад!..
Уже ночью наши начали сходить с кораблей на берег...
Менелай, верно, всю ночь не спал, предвкушая сладостную месть, ибо, лишь только утро забрезжило, он был уже в доспехах, при оружии, и нетерпеливо расхаживал вдоль наших строящихся рядов.
И вот настал долгожданный для него час — вострубили трубы на стенах Трои, ворота открылись, и из них вышли двое — невысокий Парис и возвышавшийся за ним Гектор. Парис был в великолепных доспехах, со щитом в позолоте, с очень длинным мечом из драгоценного железа, наверняка; но, несмотря на свое превосходное снаряжение, ступал он робко, это видели все.
