Роберт Льюис Стивенсон - Клад под развалинами Франшарского монастыря
— Ах, нет, — воскликнула Анастази, — а хочу остаться здесь с тобой!
— В таком случае, сударыня, я не допущу, чтобы вы страдали за вашу супружескую преданность; я сейчас пойду и принесу вам шаль.
Он побежал наверх и вскоре вернулся более одетый и с целой охапкой шалей, платков и пледов для дрожащей от холода Анастази.
— Ну, а теперь, — заявил он, — приступим к расследованию сего преступления. Будем придерживаться дедуктивного метода. Анастази, не знаешь ли ты чего-нибудь, что могло бы навести нас на след?
Но Анастази ровно ничего не знала.
— А ты, Жан-Мари?
— Я тоже ничего не знаю, — твердым голосом ответил мальчик.
— Прекрасно, — сказал доктор, — теперь мы обратим наше внимание на вещественные доказательства (я, очевидно, рожден быть сыщиком, у меня и глаз верный, и систематический склад ума). Итак, прежде всего мы видим, что кража была произведена со взломом; дверцы буфета раскрыты, замок поврежден; и следует мимоходом заметить, что замок был из дорогих, судя по тому, сколько я за него заплатил. Затем, вот орудие, которым был произведен взлом! Это один из наших же столовых ножей, да еще один из лучших, дорогая моя. Этим доказывается, что кража эта была не предумышленная со стороны шайки грабителей, если только в этом случае действовала шайка. Наконец, я замечаю, что ничего, кроме драгоценностей Франшарского клада, не тронуто. Даже все наше столовое серебро осталось в полной неприкосновенности. Это весьма хитро и предусмотрительно со стороны грабителей. Это доказывает основательное знакомство с положением о наказаниях и желание избежать всего, что могло бы повлечь за собой малейшую ответственность перед законом. Из этого я вывожу заключение, что данная шайка насчитывает в числе своих членов людей почтенных, то есть, конечно, только внешне почтенных, как то доказывает сам факт хищения; а во-вторых, я утверждаю, что за нами тайно следили в течение всего вчерашнего дня и в самом Франшаре, где за нами подглядел какой-нибудь очевидец нашей находки, выследивший нас с искусством и ловкостью настоящего сыщика и с терпением, могу сказать, необычайным. Какой-нибудь заурядный преступник или случайный вор не в состоянии был бы проявить столько рассудительности и предусмотрительности. Несомненно, что в нашем соседстве поселились или временно приютились какие-нибудь беглые из тюрьмы разбойники, выдающиеся по уму и ловкости.
— Боже правый! — воскликнула в ужасе Анастази. — Как ты можешь говорить такие вещи, Анри!..
— Полно, возлюбленная моя, ведь я пришел к этому путем дедуктивного метода, — сказал доктор, — и если какой-нибудь из моих выводов тебе кажется неверным или ошибочным, останови меня, поправь! А, ты молчишь! В таком случае умоляю тебя, не будь столь возмутительно нелогична, не ропщи на мои выводы! Как видите, мы теперь уже установили некоторые данные относительно состава шайки, потому что я все-таки склоняюсь в сторону предположения, что их было более одного человека, а затем мы можем теперь покинуть эту комнату, которая не представляет для нас более никакого интереса, и перенесем наше внимание на двор и сад. Жан-Мари, я надеюсь, что ты внимательно следишь за моим образом действий в данном случае. Это может послужить тебе превосходным уроком, имеющим весьма важное значение. Пойдемте со мной к двери. Как видите, на дворе не видно никаких следов — это потому, что наш двор, к несчастью, мощеный. Вот от каких пустяков иногда зависит участь этих следствий! Э! Да что это я вижу! Ну, теперь я уверен, что привел вас к самой развязке грабежа! — вдруг воскликнул доктор, величественно отступив назад и указывая торжественным жестом на зеленые ворота и забор. — Видите вы, здесь воры перелезли через ворота!
Действительно зеленая краска в нескольких местах облупилась и была содрана, и на одной из досок явственно сохранился след подбитого гвоздями сапога; очевидно, нога соскользнула в этом месте, а потому определить размер этой ноги было трудно и совершенно невозможно судить о форме самих гвоздей.
— Вот вам полная картина всего преступления! — торжествующе заключил доктор. — Шаг за шагом я восстановил его от начала до конца! Далее этого дедуктивный метод не может идти.
— Удивительно, право! — сказала супруга. — Тебе бы в самом деле быть сыщиком, мой друг, я не имела представления, Анри, что ты обладаешь такими талантами.
— Дорогая моя, — снисходительно пояснил доктор, — человек науки с живым воображением всегда совмещает в себе и остальные низшего порядка способности; он одновременно и следователь, и сыщик, и публицист, и главнокомандующий, потому что все это только, так сказать, различные применения его обширных основных талантов и способностей. Ну, а теперь, — продолжал он, — желаете вы, чтобы я пошел еще дальше, чтобы я, так сказать, наложил руку на виновников преступления, или, вернее, так как я не могу вам обещать этого, желаете вы, чтобы я указал вам тот дом, в котором они сговаривались и совещались перед преступлением и где они, быть может, и теперь еще находятся? Все же это будет своего рода удовлетворением для нас, так как это, во всяком случае, все, что возможно получить при данных условиях, когда мы лишены поддержки закона. Итак, я продолжаю идти далее по тому же пути. Чтобы дополнить набросанную мною картину воровства, необходимо, чтобы человек, решившийся на это дело, имел возможность и привычку бродить без определенной цели по лесу, чтобы это был человек, не лишенный известного образования, чтобы это был человек, стоящий выше всяких требований морали. Все эти необходимые условия мы находим у квартирующих у госпожи Тентальон жильцов. Они художники, живописцы, и к тому же еще пейзажисты, а следовательно, они только и делают, что слоняются по окрестностям, по полям и лесам. Затем, как художники, они, вероятно, люди не без всякого образования, нахватавшиеся верхушек там и сям, и наконец, так как они живописцы, то, конечно, это люди без всякой морали, и это я могу доказать двумя способами: во-первых, тем, что живопись — это такого рода искусство, которое что-то говорит только глазу и отнюдь не влияет на моральные чувства человека, а во-вторых, живопись наравне со всеми остальными искусствами требует от своих служителей усиленного воображения, а человек с чрезмерно развитым воображением никогда не может быть нравственным. Он постоянно залетает за пределы дозволенного и рассматривает жизнь под разными углами зрения, видит ее в различном, часто колеблющемся свете и не может удовольствоваться и примириться с ненавистными ему требованиями и постановлениями закона.
— Но ведь ты раньше всегда говорил — по крайней мере я так тебя всегда понимала, — что у этих молодцов нет решительно никакой фантазии, никакого воображения! — заметила мадам.
