Александр Дюма - Королева Марго
В это же время у Екатерины Медичи разыгрывалась другая сцена. Посоветовав герцогу Гизу держаться твердо, Екатерина вернулась в свои покои, где застала всех лиц, обычно присутствовавших при ее отходе ко сну. Она пришла от короля уже с другим выражением лица, не мрачным, какое было при ее уходе, а веселым; очень любезно она отпустила одного за другим своих придворных дам и кавалеров; и вскоре у нее осталась лишь королева Маргарита, которая, задумавшись, сидела у открытого окна, глядя на небо.
Уже два или три раза, оставаясь наедине с дочерью, королева-мать собиралась заговорить с ней, и каждый раз мрачная мысль останавливала в ее груди готовые сорваться слова.
В это время портьера на двери раздвинулась и вошел Генрих Наваррский. Екатерина вздрогнула:
— Это вы, сын мой? Разве вы ужинаете в Лувре?
— Нет, мадам, герцог Алансонский, принц Конде и я идем шататься по городу. Я был почти уверен, что застану их здесь любезничающими с вами.
Екатерина улыбнулась:
— Ну что же, идите, идите… Какие счастливцы мужчины, что могут ходить куда угодно… Правда, дочь моя?
— Да, правда; как прекрасна и заманчива свобода, — ответила Маргарита.
— Вы хотите сказать, мадам, что я стесняю вашу свободу? — сказал Генрих, склоняясь перед женой.
— Нет, ваше величество: я болею не за себя, а за положение женщины вообще.
— Сын мой, вы, может быть, увидитесь и с адмиралом? — спросила королева-мать.
— Может быть, да.
— Пойдите к нему, это послужит примером для других; а завтра вы мне расскажете, что с ним.
— Раз вы, мадам, одобряете этот поступок, я, разумеется, зайду к нему.
— Я ничего не одобряю… Кто там еще? Не пускайте, не пускайте!
Генрих уже пошел к двери, чтобы исполнить приказание Екатерины, но в это мгновение портьера шевельнулась и показалась белокурая головка мадам де Сов:
— Мадам, это парфюмер Рене: ваше величество приказали ему прийти.
Екатерина бросила быстрый взгляд на Генриха.
Услыхав имя убийцы своей матери, юный король слегка покраснел, а затем почти сейчас же смертельно побледнел. Он сообразил, что лицо выдает его волнение, отошел к окну и прислонился к подоконнику.
Маленькая левретка залаяла, и в тот же миг вошли двое: тот, о ком доложили, и дама, не нуждавшаяся в докладе.
Первым вошел парфюмер Рене с вкрадчивой учтивостью флорентийских слуг; в руках он нес ящик с открытой крышкой, перегороженный на отделения, где стояли флаконы и коробки с пудрой.
За ним следовала старшая сестра Маргариты, герцогиня Лотарингская. Она вошла в потайную дверь, сообщавшуюся с кабинетом короля, дрожа всем телом, бледная как смерть. Герцогиня надеялась, что королева-мать, занявшись вместе с мадам де Сов осмотром того, что было в принесенном ящике, не заметит ее прихода, и села рядом с Маргаритой, около которой стоял король Наваррский, прикрыв лоб рукой, в позе человека, приходящего в себя от головокружения. Но Екатерина обернулась и сказала Маргарите:
— Дочь моя, вы можете идти к себе. А вы, сын мой, идите в город развлекаться.
Маргарита встала; Генрих тоже собрался уходить.
Герцогиня Лотарингская схватила Маргариту за руку.
— Сестра, — торопливо зашептала она, — от имени герцога Гиза, который хочет спасти вам жизнь за то, что вы спасли его, — не ходите к себе, останьтесь здесь!
— Что вы говорите, Клод? — спросила Екатерина, оборачиваясь к дочери.
— Ничего, матушка.
— Вы что-то сказали Маргарите шепотом.
— Я только пожелала ей доброй ночи и передала сердечный привет от герцогини Неверской.
— А где сейчас красавица герцогиня?
— У своего брата, герцога Гиза.
Екатерина подозрительно глянула на обеих сестер и нахмурилась.
— Клод, подойди ко мне! — приказала она дочери.
Клод подошла, и Екатерина взяла ее за руку.
— Что вы ей сказали?.. Болтунья! — проворчала королева-мать, стиснув до боли руку дочери.
Генрих хотя и не слышал слов, но хорошо заметил немую игру, происходившую между Екатериной, Клод и Маргаритой, и, обращаясь к своей жене, сказал:
— Мадам, окажите мне честь и разрешите поцеловать вам руку.
Маргарита протянула ему свою трепещущую руку.
— Что она сказала? — прошептал он, наклоняя голову к руке жены.
— Не выходить из Лувра. Заклинаю вас Небом, не выходите и вы.
Эти слова сверкнули молнией, и, несмотря на мгновенность ее вспышки, Генрих увидел целый заговор.
— Это еще не все, — сказала Маргарита, — вот вам письмо, которое привез один провансальский дворянин.
— Ла Моль?
— Да.
— Спасибо, — сказал Генрих, взяв письмо и спрятав его за колет.
И, отходя от своей растерянной жены, он хлопнул флорентийца по плечу:
— Ну, как идет ваша торговля, мэтр Рене? — спросил Генрих.
— Неплохо, ваше высочество, неплохо, — ответил отравитель с предательской улыбкой.
— Еще бы, когда состоишь поставщиком почти всех коронованных особ Франции и чужих земель, — сказал король Наваррский.
— Кроме короля Наваррского, — нагло ответил флорентиец.
— Святая пятница! Вы правы, мэтр Рене; а ведь бедная мать моя, ваша покупательница, умирая, рекомендовала вас, мэтр Рене, моему вниманию. Зайдите ко мне завтра или послезавтра и принесите ваши лучшие парфюмерные изделия.
— Это не вызовет косых взглядов? — с улыбкой заметила Екатерина. — Говорят, что…
— …у меня карман тощий? — смеясь, продолжал Генрих. — Кто вам сказал об этом, матушка? Уж не Марго ли?
— Нет, сын мой, баронесса де Сов.
В эту минуту герцогиня Лотарингская, несмотря на все свои усилия, все-таки не смогла сдержаться и разрыдалась. Генрих Наваррский даже не обернулся.
— Сестра, что с вами? — воскликнула Маргарита и бросилась к герцогине.
— Пустяки, — сказала Екатерина, становясь между двумя молодыми женщинами, — пустяки; у нее бывают нервные припадки, и врач Мазилло советовал лечить ее благовониями. — И Екатерина еще сильнее, чем в первый раз, сжала руку старшей дочери; затем, обернувшись к младшей, сказала: — Марго, вы разве не слыхали, что я предложила вам идти к себе? Если этого недостаточно, то я повелеваю вам.
— Простите меня, мадам, — ответила бледная, трепещущая Маргарита, — желаю доброй ночи вашему величеству.
— Надеюсь, что ваше пожелание исполнится. До свидания, до свидания.
Маргарита старалась поймать взгляд своего мужа, но напрасно — он даже не повернулся в ее сторону, и Маргарита вышла, едва держась на ногах.
Наступило молчание. Екатерина устремила пронизывающий взор на герцогиню Лотарингскую, которая смотрела на мать, не говоря ни слова и умоляюще сжав руки.