Александр Дюма - Граф Монте-Кристо ( с иллюстр. )
«Клянусь, капитан», – отвечал я.
«Так как после моей смерти командование переходит к вам, как помощнику капитана, вы примете командование, возьмете курс на остров Эльба, остановитесь в Порто-Феррайо, пойдете к маршалу и отдадите ему это письмо; может быть, там дадут вам другое письмо или еще какое-нибудь поручение. Это поручение должен был получить я; вы, Дантес, исполните его вместо меня, и вся заслуга будет ваша».
«Исполню, капитан, но, может быть, не так-то легко добраться до маршала?»
«Вот кольцо, которое вы попросите ему передать, – сказал капитан, – это устранит все препятствия».
И с этими словами он дал мне перстень. Через два часа он впал в беспамятство, а на другой день скончался.
– И что же вы сделали?
– То, что я должен был сделать, то, что всякий другой сделал бы на моем месте. Просьба умирающего всегда священна; но у нас, моряков, просьба начальника – это приказание, которое нельзя не исполнить. Итак, я взял курс на Эльбу и прибыл туда на другой день; я всех оставил на борту и один сошел на берег. Как я и думал, меня не хотели допустить к маршалу; но я послал ему перстень, который должен был служить условным знаком; и все двери раскрылись передо мной. Он принял меня, расспросил о смерти бедного Леклера и, как тот и предвидел, дал мне письмо, приказав лично доставить его в Париж. Я обещал, потому что это входило в исполнение последней воли моего капитана. Прибыв сюда, я устроил все дела на корабле и побежал к моей невесте, которая показалась мне еще прекрасней и милей прежнего. Благодаря господину Моррелю мы уладили все церковные формальности; и вот, как я уже говорил вам, я сидел за обедом, готовился через час вступить в брак и думал завтра же ехать в Париж, как вдруг по этому доносу, который вы, по-видимому, теперь так же презираете, как и я, меня арестовали.
– Да, да, – проговорил Вильфор, – все это кажется мне правдой, и если вы в чем виновны, так только в неосторожности; да и неосторожность ваша оправдывается приказаниями капитана. Отдайте нам письмо, взятое вами на острове Эльба, дайте честное слово, что явитесь по первому требованию, и возвращайтесь к вашим друзьям.
– Так я свободен! – вскричал Дантес вне себя от радости.
– Да, только отдайте мне письмо.
– Оно должно быть у вас, его взяли у меня вместе с другими моими бумагами, и я узнаю некоторые из них в этой связке.
– Постойте, – сказал Вильфор Дантесу, который взялся уже было за шляпу и перчатки, – постойте! Кому адресовано письмо?
– Господину Нуартье, улица Кок-Эрон, в Париже.
Если бы гром обрушился на Вильфора, он не поразил бы его таким быстрым и внезапным ударом; он упал в кресло, с которого привстал, чтобы взять связку с бумагами, захваченными у Дантеса, и, лихорадочно порывшись в них, вынул роковое письмо, устремив на него взгляд, полный невыразимого ужаса.
– Господину Нуартье, улица Кок-Эрон, номер тринадцать, – прошептал он, побледнев еще сильнее.
– Точно так, – сказал изумленный Дантес. – Разве вы его знаете?
– Нет, – быстро ответил Вильфор, – верный слуга короля не знается с заговорщиками.
– Стало быть, речь идет о заговоре? – спросил Дантес, который, после того как уже считал себя свободным, почувствовал, что дело принимает другой оборот. – Во всяком случае, я уже сказал вам, что ничего не знал о содержании этого письма.
– Да, – сказал Вильфор глухим голосом, – но вы знаете имя того, кому оно адресовано!
– Чтобы отдать письмо лично ему, я должен был знать его имя.
– И вы никому его не показывали? – спросил Вильфор, читая письмо и все более и более бледнея.
– Никому, клянусь честью!
– Никто не знает, что вы везли письмо с острова Эльба к господину Нуартье?
– Никто, кроме того, кто вручил мне его.
– И это еще много, слишком много! – прошептал Вильфор.
Лицо его становилось все мрачнее, по мере того как он читал; его бледные губы, дрожащие руки, пылающие глаза внушали Дантесу самые дурные предчувствия.
Прочитав письмо, Вильфор схватился за голову и замер.
– Что с вами, сударь? – робко спросил Дантес.
Вильфор не отвечал, потом поднял бледное, искаженное лицо и еще раз перечел письмо.
– И вы уверяете, что ничего не знаете о содержании этого письма? – сказал Вильфор.
– Повторяю и клянусь честью, что не знаю ничего. Но что с вами? Вам дурно? Хотите, я позвоню? Позову кого-нибудь?
– Нет, – сказал Вильфор, быстро вставая, – стойте на месте и молчите; здесь я приказываю, а не вы.
– Простите, – обиженно сказал Дантес, – я только хотел помочь вам.
– Мне ничего не нужно. Минутная слабость – только и всего. Думайте о себе, а не обо мне. Отвечайте.
Дантес ждал вопроса, но тщетно; Вильфор опустился в кресло, нетвердой рукой отер пот с лица и в третий раз принялся перечитывать письмо.
– Если он знает, что тут написано, – прошептал он, – и если он когда-нибудь узнает, что Нуартье – отец Вильфора, то я погиб, погиб безвозвратно!
И он время от времени взглядывал на Эдмона, как будто его взгляды могли проникнуть сквозь невидимую стену, ограждающую в сердце тайну, о которой молчат уста.
– Нечего сомневаться! – воскликнул он вдруг.
– Ради самого неба, – сказал несчастный юноша, – если вы сомневаетесь во мне, если вы подозреваете меня, допрашивайте. Я готов отвечать вам.
Вильфор сделал над собой усилие и голосом, которому он старался придать уверенность, сказал:
– Вследствие ваших показаний на вас ложатся самые тяжкие обвинения; поэтому я не властен тотчас же отпустить вас, как надеялся. Прежде чем решиться на такой шаг, я должен снестись со следователем. А пока вы видели, как я отнесся к вам.
– О да, и я благодарю вас! – вскричал Дантес. – Вы обошлись со мною не как судья, а как друг.
– Ну так вот, я задержу вас еще на некоторое время, надеюсь, ненадолго, главная улика против вас – это письмо, и вы видите…
Вильфор подошел к камину, бросил письмо в огонь и подождал, пока оно сгорело.
– Вы видите, – продолжал он, – я уничтожил его.
– Вы больше, чем правосудие, – вскричал Дантес, – вы само милосердие!
– Но выслушайте меня, – продолжал Вильфор. – После такого поступка вы, конечно, понимаете, что можете довериться мне.
– Приказывайте, я исполню ваши приказания.
– Нет, – сказал Вильфор, подходя к Дантесу, – нет, я не собираюсь вам приказывать; я хочу только дать вам совет, понимаете?
– Говорите, я исполню ваш совет, как приказание.
– Я оставлю вас здесь, в здании суда, до вечера. Может быть, кто-нибудь другой будет вас допрашивать. Говорите все, что вы мне рассказывали, но ни полслова о письме!
