"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– А гриди? Эти-то все видели!

– А гридям, знаешь ли, плевать с высокого дуба, с кем спит князь, пока жены дома нет, – прямо сказал Торлейв. – Девкой больше, девкой меньше. Они и сами о ней не вспоминали небось, пока в Хольмгарде снова на нее не наткнулись.

– Какой встрешный бес ее туда принес!

– Я у Вальги вызнаю. Он там был, все видел.

– Вызнай, а? – Прияна схватила его за руку.

При всем ее презрении к былой сопернице она хотела знать о той как можно больше.

Торлейв опустил веки, молча подтверждая обещание. Потом встал, давая понять, что пора заканчивать. Он не хотел расставаться с Прияной, нарушать это уединение, хоть и отравленное, но такое ценное для него. Даже на людях они виделись не так часто, а наедине – и вовсе никогда. Но ее отсутствие могут заметить, а если Святослав узнает, что среди всей этой замятни его жена проводит время наедине с молодым мужчиной на чужом дворе…

Прияна тоже встала. Торлейв поднял с лавки и накинул ей на голову сброшенный с волосника убрус. Держа его за два конца, подтянул Прияну к себе, но целовать больше не стал, а только взглянул в упор ей в лицо, подтверждая: я здесь, рядом. Потом выпустил и вышел первым – проверить, свободен ли путь.

Перед дверью хлебни прямо на земле, скрестив ноги, сидел крепкий мужчина лет сорока с чем-то, смуглый, с косичками в длинных густых волосах и бороде. На скрип двери он обернулся, упругим движением поднимаясь. Незнакомый человек испугался бы его лица – отмеченного шрамами и с кожаной повязкой на правом глазу.

– Агнер? Ты что здесь делаешь?

– Хасананаан, хабиби! [792] – заверил тот в ответ и знаком показал: можешь на меня положиться.

Торлейв невольно усмехнулся. Агнер Одноглазый был надежен, как топор: если уж молодому господину вздумалось запереться в клети с женой самого князя, его задача – следить, чтобы никто не мешал. Все прочее – дело господина.

– Посмотри, нет ли кого там. – Торлейв кивнул на ворота.

– Там у нас Илисар. Если что, он свиснет.

Агнер и об этом позаботился. А Торлейв отметил про себя две вещи. Первое: в изумлении от появления Прияны он не подумал о дозоре. И второе: когда у тебя есть толковые люди, необязательно обо всем думать самому.

– Давай я тебя провожу, – предложил Торлейв.

И сам понимал, что ему идти с Прияной – неосторожно, но отпустить ее назад к княжеским коровникам, где она все это время якобы пребывала, одну со служанкой было боязно.

– Нет, хабиби! – возразил Агнер, не давая Прияне ответить. – Госпожа пойдет со своей служанкой, а я пойду в двадцати шагах за ней. Я буду сам по себе, но если что, мигом окажусь рядом. Ты согласна, госпожа?

– Да, это разумно, – обронила Прияна.

За последний год она много раз видела Агнера, обычно сопровождавшего Торлейва, и не боялась его.

Во дворе они уже не могли целоваться, да и Прияна прикрывала лицо краем убруса, поэтому на прощание они с Торлейвом лишь переглянулись. Но этот взгляд возместил ему ее внешнее безразличие. В нем была и тревога, и благодарность, и надежда, и призыв о помощи. Торлейв не знал, чем сможет ей помочь, и Прияна не знала, но именно в нем искала себе новую опору. У кого еще она могла найти ее в этом городе, таком далеком от ее смолянской родины?

Прияна ушла со своей служанкой и Агнером, который был «сам по себе», но стоил троих вооруженных провожатых. Торлейв еще какое-то время стоял, глядя на ворота. Поерошил волосы. Надо приводить себя в порядок, одеваться. Дождаться Агнера назад и ехать к Эльге на Святую гору – туда сегодня придет Святослав, чтобы рассказать матери и боярам новости из Хольмгарда. И это будет нелегким испытанием для всех.

Когда Торлейв вернулся в хозяйскую избу, мать, Фастрид, уже встала и разбирала одежду в большом ларе.

– Какой кафтан тебе дать? – Она обернулась.

Торлейв тяжело вздохнул.

– А белый для «печали» у меня есть?

Глава 3

– Тови! Ты «в печали»? – Княгиня Эльга в изумлении окинула взглядом рослую фигуру любимого племянника. – Почему?

При полной неожиданности вести, которую без слов принес ей белый кафтан Торлейва, это походило на внезапное вторжение снежной зимы во владения теплого лета.

– Что случилось? Пестрян…

Тут она заметила рядом Фастрид-Пестрянку – живую и здоровую, и тоже в «печальном» платье.

В белом кафтане тонкой шерсти, с серебряным позументом, нашитым частыми полосками поперек груди, поверх узких лент белого шелка, Торлейв был прекрасен, как солнце среди летних облаков. Белизна кафтана подчеркивала стройный стан, широкий в плечах и узкий в поясе, золото полудлинных волос, ясные, правильные, довольно тонкие черты лица и даже высвечивала легкий зеленоватый отлив светло-серых глаз. В нетерпении узнать, как все пойдет, он явился на Святую гору одним из первых, пока княгиня Эльга еще не вышла в гридницу и служанки бегали туда-сюда между поварней и погребами. Торлейва, как любимого племянника, сразу от коновязи проводили вместе с матерью в жилую избу госпожи, где Эльга с Браниславой, дочерью, собиралась выйти. И внезапно Торлейв обнаружил, что ему выпадает сомнительная честь стать для Эльги злым вестником. Кто другой мог бы этому и обрадоваться, но Торлейв, стоя перед теткой-княгиней, проклял свою поспешность.

Как же вышло, что она ничего не знает? Вчера в Киев вернулась целая тысяча человек – и никто не донес до старшей княгини важнейшие новости? На Эльге была далматика узорного синего шелка – как вдова, она уже почти пятнадцать лет носила «печальные» цвета, – но четырнадцатилетняя Браня была в красном, как подобает девице в расцвете юности, и тоже таращила на двоюродного брата удивленные глаза.

Оттягивая время, Торлейв подошел поцеловать Эльгу. Кроме Святослава и Брани, он был ее ближайшим кровным родичем: Хельги Красный, его отец, приходился ей сводным братом. Из прочих ее родных братьев и сестер никого уже не осталось в живых, а их потомство обитало не в Киеве. Торлейв снова отметил, что для поцелуя ему приходится к ней наклоняться. Эльга была рослой женщиной, но он уродился в своего отца и уже лет пять превосходил ее более чем на полголовы, однако всякий раз этому удивлялся – на Эльгу трудно было смотреть сверху вниз.

– Тебе не передавали?

– Нет. Тови, что случилось? – Эльга взяла его за руку, не давая отойти.

Если она ничего не знает, ее стоит пожалеть – ей еще лишь предстоит узнать. Но после утренней встречи с Прияной у Торлейва не было охоты принимать на себя бурю гнева, горя и возмущения еще одной княгини. Он-то думал, что Эльге передаст новости Мистина… И тут он вспомнил, что вчера Мистина сказал об этом.

– Скоро князь приедет – сам тебе все поведает, – мягко сказал Торлейв. – Мне его опережать не годится.

– У нас в семье кто-то умер? – Эльга и не подумала его отпустить. – Сванхейд?

Первым делом все думали на ту, что давно уже превзошла обычный людской век.

– Сколько мне известно, – сдержанно ответил Торлейв, – госпожа Сванхейд была здорова, когда войско уходило из Хольмгарда.

– Тови! – строго сказала Эльга, глядя снизу и ловя его взгляд. – Не мути! Что случилось?

Торлейв вздохнул: Эльга обладала сильной волей, и противиться ей было необычайно трудно.

– Нас, родичей, стало на одного больше и на одного меньше. Но больше я тебе ничего не скажу – прости, но я не виноват и не хочу злым вестником служить.

Эльга выпустила его руку и отвела глаза: она поняла его чувства, а заодно и то, что принуждать его было бы несправедливо.

– Так мне надеть «печаль»? – спросила Браня.

Торлейв согнул рот скобкой: дескать, это было бы уместно, но как хочешь.

– Нет, – ответила дочери Эльга. – Если у дурных вестей есть виновники, пусть они изопьют свою чашу от начала и до конца. Пусть не думают, что кто-то уже сделал это за них.

Выйдя в гридницу, Эльга без единого слова убедилась, что и правда стоит ждать беды: весь Свенельдов род уже был здесь, и все – в «печальном».