Поль Феваль - Горбун, Или Маленький Парижанин
— Ну-ка, ну-ка, — воскликнул не ожидавший этого Плюмаж, — где там ваши шпаги?
Но ответить на вызов гасконца никто не успел. По кладбищенской траве прошелестели чьи-то поспешные шаги, и вслед за этим словно вихрь пронесся по церковной паперти, которая мгновенно опустела. Пероль рухнул на землю, издавая предсмертные вопли, Монтобер захрипел, Таранн взмахнул руками, выпустил шпагу и повалился навзничь. Но сделал это всего один человек с обнаженными руками и головой и вооруженный всего лишь одной шпагой.
В наступившей тишине прогремел его голос:
— Те, кто не заодно с убийцей Филиппом Гонзаго, могут уйти.
Смутные тени растаяли в ночи. Никто не ответил, и лишь на улице Двух церквей послышался стук копыт пущенных в галоп лошадей. Лагардер, а это был он, взбежал на паперть и увидел распростертого там Шаверни.
— Он убит? — вскричал Анри.
— Нет, с вашего позволения, — отозвался маленький маркиз. — Проклятье, шевалье! Я никогда раньше не видел, как разит молния. Меня прошибает озноб, как подумаю, что тогда, на мадридской улице… Вы и впрямь дьявол, а не человек!
Лагардер отсалютовал ему шпагой и пожал руки двум своим бывшим учителям. Секунду спустя Аврора уже была у него в объятиях.
— В особняк! — вскричал Лагардер. — Еще не все закончено… Факелы… скоро пробьет час, которого я ждал двадцать лет… Слушай, Невер, и смотри на мстителя!
А Гонзаго, выскочив из дома, увидел перед собою непреодолимое препятствие — толпу. Только Лагардер способен был, как дикий кабан, протаранить этот людской лес. И Лагардер прошел, а Гонзаго повернул назад. Вот почему шевалье, выскочивший из особняка позже принца, опередил его. Гонзаго же прошел на кладбище через проем в стене.
Мрак был настолько густым, что он с трудом отыскивал путь к склепу. Добравшись до места, где его должны были ждать сидевшие в засаде сообщники, Гонзаго невольно бросил взгляд на сияющие окна залы. В ней не было видно ни души, и лишь сверкали позолотой опустевшие кресла.
Гонзаго пробормотал:
— Они бросились за мною… но им не успеть!
Когда после яркого света принц обратил взгляд на темные заросли, ему показалось, что повсюду вокруг он видит своих соратников. На самом же деле он принимал стволы деревьев за человеческие фигуры.
— Эй, Пероль, — тихонько окликнул он, — все кончено? Молчание. Рукоятью шпаги принц ткнул в темное пятно, которое принял за фактотума. Рукоятка стукнула по изъеденному червями стволу высохшего кипариса.
— Никого нет, что ли? — пробормотал он. — Неужто они уехали без меня?
Ему послышалось, что кто-то сказал «Нет», но он не был уверен — под ногами у него шуршали опавшие листья. Где-то невдалеке, потом со стороны особняка послышался глухой шум. Гонзаго тихо выругался.
— Ладно, еще увидим! — воскликнул он, обходя склеп и направляясь к церкви.
Но внезапно перед ним выросла чья-то большая тень: на сей раз это было не сухое дерево. Тень держала в руке обнаженную шпагу.
— Где они? Где остальные? — спросил Гонзаго. — Где Пероль?
Шпага опустилась, указывая на подножие склепа, после чего незнакомец сказал:
— Пероль там!
Гонзаго наклонился и вскрикнул. Рука его нащупала теплую кровь.
— А Монтобер там! — продолжал незнакомец, указывая на купу кипарисов.
— Тоже убит? — прохрипел Гонзаго.
— Тоже убит.
Толкнув ногою недвижное тело, лежавшее между ним и Гонзаго, незнакомец добавил:
— А здесь Таранн… Тоже мертвый.
Гул невдалеке нарастал. Со всех сторон уже слышались приближающиеся шаги, между деревьев появились факелы.
— Выходит, Лагардер меня опередил? — скрипнув зубами, процедил Гонзаго.
Он отступил, собираясь броситься наутек, но тут позади него внезапно вспыхнувший красный луч осветил лицо Лагар-дера. Принц обернулся и увидел вынырнувших из-за угла склепа Плюмажа и Галунье с факелами в руках. Со стороны церкви тоже приближались факелы. Гонзаго в их свете узнал регента, высокопоставленных должностных лиц и вельмож, еще недавно сидевших на семейном совете.
Он услышал слова регента:
— Никто не должен выйти за пределы кладбища! Поставить везде охрану!
— Клянусь Господом, — судорожно рассмеявшись, проговорил Гонзаго, — нам оставляют турнирное поле, как во времена рыцарства. Филипп Орлеанский раз в кои-то веки вспомнил, что он — сын воина. Что ж, подождем теперь, пока явятся судьи.
Лагардер ответил: «Ладно, подождем», и тут Гонзаго сделал неожиданный предательский выпад, целя противнику в низ живота. Но находящаяся в уверенных руках шпага, словно живое существо, обладает защитным инстинктом. Клинок Лагар-дера парировал выпад и тут же сверкнул в ответном выпаде.
Ударившись в грудь Гонзаго, клинок издал металлический звон. Принц не зря надевал кольчугу. Шпага Лагардера сломалась.
Не отступив ни на пядь, шевалье ловко увернулся от удара, а его противник проскочил по инерции мимо. Одновременно Лагардер схватил шпагу Плюмажа, который протянул ее рукояткой вперед. В результате вышло так, что соперники поменялись местами. Лагардер стоял теперь спиною к двум мастерам фехтования. Гонзаго, пролетевший чуть ли не до выхода в склеп, повернулся спиной к приближавшемуся в сопровождении свиты герцогу Орлеанскому. Противники снова приготовились к схватке. Гонзаго был сильным бойцом и защищать ему приходилось лишь голову, но Лагардер, казалось, играет с ним. На втором же выпаде шпага выпала из руки Гонзаго. Он нагнулся было, чтобы ее поднять, но Лагардер наступил на клинок.
— Ах, вот вы где, шевалье! — проговорил подошедший регент.
— Ваше высочество, — отозвался Лагардер, — наши предки называли это судом Божьим. Теперь мы ни во что не веруем, однако неверие не может убить, так же как слепота не в силах погасить солнце.
Регент сказал что-то вполголоса своим министрам и советникам.
— Ничего хорошего в том не будет, — проговорил президент де Ламуаньон, — если голова принца скатится с плахи.
— Вот гробница де Невера, — заговорил Анри, — и обещанное ему мщение не за горами. Публичное покаяние свершится. Но моя рука не будет отрублена при этом топором палача.
С этими словами Лагардер поднял шпагу Гонзаго.
— Что вы делаете? — удивился регент.
— Ваше высочество, — ответил Лагардер, — от этой шпаги погиб де Невер, я ее узнаю. Ею же будет наказан и убийца де Невера!
Он бросил шпагу Плюмажа к ногам Гонзаго: тот, весь дрожа, поднял ее.
— Эх, битый туз! — проворчал Плюмаж. — Теперь уж он не отвертится.
Семейный совет расположился вокруг противников. Когда они взяли оружие на изготовку, регент, не очень-то, видимо, отдавая себе отчет в том, что делает, взял факел из рук Галунье и поднял его высоко над головой. Регент Филипп Орлеанский!
