Анна Антоновская - Ходи невредимым!
Взрыв хохота встретил шутку Квливидзе. Ударяя друг друга по спинам, ополченцы на все лады уточняли совет Квливидзе. Бросив взгляд на благодушно поглаживающего бороду Трифилия, Саакадзе встревожился: этот не хуже может пошутить, надо помешать.
– Твой совет годится для неразумных детей, настоятель Кватахеви, неужели одни мы мешаем уйти персам? Почему же, если все так гладко, вы до сих пор не признали Симона царем? Ведь если бы святой отец католикос согласился венчать Симона на картлийский трон, то персы еще скорее бы ушли…
Гиви разразился таким хохотом, что от диких раскатов эха затряслось ущелье. Хохотали и ополченцы, хохотали азнауры и всех громче Квливидзе, заражая даже монахов.
«Господи, помилуй, куда я попал?» – с тоской подумал архиепископ. «Так, так их, Георгий!» – умышленно хмурясь, восхищался Трифилий. А Дионисий мечтал лишь об одном: скорей бы уйти от насмешек неблагочестивых «боголюбцев»… Но где, где доказательства?
И, точно угадав мысли отцов церкови, Саакадзе поднял руку, громко крикнул:
– Клянусь преклонить колено перед святым отцом и выполнить все его повеления, если хоть ты один, настоятель Трифилий, отдашь мне свое монастырское войско! Мне только войско нужно, чтобы наш общий враг был разбит.
И вдруг произошло что-то странное: Трифилий рванулся вперед, глаза его пылали ненавистью, волосы разметались по плечам, он громко выкрикнул:
– Ты прав, Георгий! Нет места сейчас смирению! Ложь! Ложь, что персы уйдут добровольно, ложь, что Хосро-мирза не хочет тебя пленить, ложь, что мы боимся персов! Мы тебя боимся, Георгий Саакадзе!.. Ты просишь войско… я первый вскочил бы на коня и рубил, рубил, как тогда, на Марткоби. И ни один не ушел бы от моей шашки!.. Но… – Трифилий вдруг опомнился, – я не властен, я покорен святому отцу, не моим разумом угадывать его намерения… И если не хочешь или не можешь внять нашей просьбе, сделай так, чтобы церковь за тебя не отвечала…
– И это советуешь ты? – вдруг подался вперед Дато. – Нет, отцы, не вам сломить нашу волю, не вам уничтожить уже сделанное нами! Не дадите благословения? Не надо! Нас само небо благословит! Еще неизвестно, кто проиграет: мы ли, идущие на смерть за нашу родину, или вы, черноликие, хвост…
– Довольно, Дато, мы сказали все, – перебил Саакадзе опасную речь.
Молча повернулся архиепископ, за ним Дионисий и Трифилий.
Никто из азнауров и ополченцев не сдвинулся с места; не удерживал увещателей и Саакадзе, хотя видел, что они от усталости едва стоят на ногах. С помощью монахов поднялись на седла отцы церкови и, повернув коней, двинулись в обратный путь. Арчил выехал вперед, указывая дорогу из запутанного ущелья.
Некоторое время царило молчание. Георгий оглядел суровые лица: «Нет, они не осуждают меня за отпор церкови, они со мною. И я с ними!..» И вдруг весело крикнул:
– Мои воины, ночью я долго думал, чем вдохновиться нам на предстоящее тяжелое, но доблестное дело. Сейчас, спасибо богослужителям, они вдохновили. Так докажем, что нас не сломить пустыми обещаниями. Постоим, как витязи: все за одного, один за всех. Пойдемте к Аспиндзе разными путями, но будем вместе… За мной, мои братья! – И, вскочив на коня, вынесся на тропу. Он уже твердо знал, что Аспиндза будет им взята…
И сильно укрепленная персами Аспиндза пала. Бой длился недолго. Ни храбрость юзбаши, ни грозные крики молодого хана не могли удержать сарбазов – они бежали, спасаясь в горах и лощинах… С большим трудом удалось юзбаши вывести уцелевших из горных ущелий Самцхе и через балки и леса пробраться к спасительному Тбилиси…
Но Саакадзе и не думал преследовать малый отряд, напротив – пусть бегут и сеют страх… Только недовольный Димитрий все больше удивлялся: зачем вместо погони и истребления явного врага Саакадзе ведет их куда-то в обход…
К ночи в узком ущелье Куры, в базальтовых отблесках, показалась Вардзиа. Гигантская розовато-бурая скала гордо вздымалась над сжатой вулканическими слоями Курой. Величественный семиэтажный пещерный город, выдолбленный в этой скале, терялся на орлиной высоте в зелено-красных дымах. Все были так утомлены за эти дни и бессонные ночи что, едва достигнув с пылающими факелами пещер первого яруса, тут же свалились в крепком сне.
Ворча и ругаясь, Папуна приказал еще державшимся на ногах дружинникам расседлать коней и подвесить им торбы. Даутбек, шатаясь от усталости, расставлял на террасах и лестницах, связывающих пещеры, стражу из «Дружины барсов», ибо на других надежда была плоха. Дато, не спавший несколько ночей, сам стал под сводчатой аркой, у входа в главный пещерный храм. Решено было каждые два часа сменять стражу, чтобы отдохнули все. Но заснувших никакими окриками поднять не удавалось. Папуна, Гиви и Ростом, храбро борясь с дремотой, заняли входы в большие залы.
Только Арчил-"верный глаз" установил в разведывательном отряде порядок, и сам, несмотря на слипающиеся глаза, ночь напролет обходил посты.
Саакадзе понял: смертельно устал народ. И хотя задуманное требовало быстрых действий, но наутро он объявил двухдневный привал и приказал не выходить из пещер города.
Наслаждаясь отдыхом, более трех часов Квливидзе, Димитрий и Даутбек наблюдали, как дружинники и ополченцы выбирали из внутреннего бассейна хрустальную воду, поили коней, мыли их, сами умывались, – но ни на один ноготь вода не убавлялась. Что-то таинственное было в этом высоком и обширном, выложенном обтесанным камнем водохранилище. Откуда вода? Почему за четыреста пятьдесят лет не пропала и не перелилась через край бассейна? Почему в глубине горы такой свет? Но сколько ни искали – ни щелей, ни отверстий не нашли. Удивляли наружные глиняные желоба-трубы, по которым поднималась вода из горного ручья.
Еще больше поражали давильня для винограда, кухня и хранилище для лекарств с углублениями для сосудов. Квливидзе с трудом откупорил один из врытых в землю кувшинов, где оказалось вино, но Саакадзе не позволил пробовать, опасаясь, не оставили ли враги в них отраву.
Азнауры переходили с этажа на этаж, долго сидели в жилых пещерных палатах восточной стороны. Отсюда виднелись южные рубежи Месхети…
Здесь, вблизи турецкой границы, в этом построенном Георгием Третьим и его дочерью, великой Тамар, городе-крепости, крайнем пункте грузинских владений на юге, соединенном длинными подземными ходами с крепостями и замками – Тмогви, Накалакеви, Ванис-Кваби, вмещался гарнизон в двадцать тысяч воинов. На страже «золотого века» стояла здесь царица царей Тамар, держа в повиновении мусульманских владетелей. Ни один вражеский отряд не мог безнаказанно перейти пограничную черту, находившуюся в двух агаджа от Вардзиа. И когда, подкупив изменника, один турецкий военачальник через узкую щель Сагалато-хеви (ущелья Измены) пытался по потайному ходу проникнуть в Вардзиа, отряд его молниеносно был истреблен в узких тоннелях и каменных коридорах лабиринта. Сам храбрый военачальник пал в храме, пораженный стрелой, пущенной через люк, скрытый в глубокой тени потолка. Втащенный по тоннелю в самую верхнюю пещеру, он через каменное окно был сброшен в пропасть, как страшный вестник смерти, охранявшей пещеры. А сколько полегло у подножия врагов, осыпанных стрелами; сами же они ни одной стрелы не могли пустить, ибо грузин нигде не было видно.
