Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1
Бесшумно и ловко проскользнул он между кустарниками, жадно следя за уходящими. Он еще недостаточно слышал и видел, ему хотелось убедиться в том, что эта двенадцатилетняя девочка действительно дочь Энрики. Крадучись между деревьями, он увидал, как они свернули в сторону, и направился за ними через чащу. Ему нужно было перейти поляну, где было светлее чем в лесу. Кто же был этот призрачный спутник?
Монах, закутанный в свою темную рясу, так низко надвинул капюшон на глаза, что лицо его почти невозможно было разглядеть, но его торчащая рыжая борода, дико блестящие глаза и бледность щек свидетельствовали о его отвратительной страсти.
С того вечера, когда Жозэ, по особенно счастливому для него случаю, вдруг встретил потерянных из виду Энрику и ее ребенка, он несколько раз, по целым ночам, подстерегал и искал их неподалеку от дороги, но до этого дня он не мог найти отдаленной и спрятанной хижины пустынника. Сегодня же, следуя за Марией, он все узнает. Его адское желание еще усилилось при виде Марии, так как дочь Энрики, некогда отвергшей его любовь, выросла и развилась.
Его желания только более усилились от препятствий, возникших в пещере, когда он в исступлении прижимал к своим холодным и бледным губам давно желанную жертву. Теперь он торопился через поляну, скрываясь от глаз прекрасной девушки.
В это время Мария услыхала шорох сухих листьев от шагов таинственного привидения, испуганно озираясь кругом, она крепче стиснула руку Рамиро. Они оба остановились.
— Ты ни чего не слышишь? — спросила она.
— Мне показалось, что туда проскользнул какой-то зверь. Не беспокойся, Мария, пойдем скорей, Жуана, верно, уже торопится домой.
— Это очень грустно, Рамиро, так грустно, что мне даже совсем не хочется возвращаться домой. Меня так страшит мысль, что ты должен оставить нас!
— Я скоро опять приду в ваш прекрасный лес погулять с тобой и поговорить о будущем! — обещал ей красивый юноша. — Не будь так печальна, Мария! С тобой останется твоя мать. Посмотри, моя участь тяжелее твоей, мой отец и мать умерли, на всей земле остались у меня только ты и дядя Олоцага, да Жуана и Фрацко.
— Я уже теперь радуюсь твоему возвращению! — искренне и ласково сказала дочь Энрики.
Поспешно шли они лесом к отдаленной хижине; подобно кошке, неслышно и ловко, крался за ними и монах. Обогнав их и спрятавшись в кусты, он дал им пройти мимо себя и тут окончательно убедился в справедливости своих догадок. Раб низкой страсти, он сгорал от сладострастия при одной мысли о невинном ребенке.
Что за восторг его развращенной душе! Ему предоставлялась возможность выместить свой гнев на матери и ее ребенке, при этой мысли кровь бросилась ему в голову и в глазах потемнело. В лихорадочном нетерпении, потирая свои влажные и холодные руки, следил он за Марией и Рамиро, но так, чтобы не быть замеченным и чтобы жертва не могла уйти от него.
Энрика и Жуана с беспокойством ожидали детей и очень обрадовались, увидев их. Старая Непардо, уже начинавшая беспокоиться о Марии, убедившись что ребенок цел и невредим, опять улеглась в постель. Аццо сидел на пороге своей низкой хижины, которая была спрятана под нависшими ветвями старых деревьев.
Энрика попробовала уговорить Жуану провести ночь в хижине — она с каждым разом все более и более привязывалась к сестре отшельника, но Жуана отказалась, так как Рамиро должен был ехать на следующий день в корпус.
Энрика более не настаивала, и все грустно простились друг с другом. Энрика и Жуана поцеловались от всей души, даже старая больная Непардо приподнялась и на прощанье протянула руку уходящим. Энрика простилась с милым Рамиро, а Мария с любовью целовала и прижималась к груди старой матери Жуаны.
Дети начали прощаться, они по внутреннему влечению, как родные, поцеловались и обняли друг друга — все это было так невинно и просто, что добрая Жуана, вспомнив прошлое, утерла слезу, непрошенно навернувшуюся на глазах. Она еще раз благословила Марию.
— Мы проводим вас до холма, — сказала Энрика.
— Отлично! — обрадованно подхватили дети.
Дружно вышли они из хижины и направились к отдаленному бугорку. Аццо следил глазами за удаляющимися, когда ему показалось, что между деревьями за ними промелькнула черная тень.
Цыган приподнялся — неужели темнота обманула его всегда верный взгляд? Но это невозможно, он так привык к окружающей темноте; что может различить каждое деревцо и ясно видит уходящих гостей. Он неподвижно остался в своей засаде и с напряженным вниманием стал смотреть в ту сторону, где ему показалась темная фигура.
Но ничто не шевелилось, все было тихо и спокойно.
Тем не менее Аццо вспомнил слова Энрики, что они недавно видели монаха Жозэ на дальней дороге к Меруецкому монастырю. Когда Энрика и Мария, простившись со своими друзьями, воротились в хижину, Аццо решился остаться в своей засаде и сторожить убежище этих бедных женщин.
Энрика думала, что Аццо уже пошел спать в свою низкую хижину, а потому и не простилась с ним, — задумчиво и тихо вошла она в свою комнату.
Аццо слышал, как Энрика закрыла засовы и порадовался, что приделал замок к хижине. Старому Мартинецу нечего было запираться, но беззащитные женщины должны были ограждать себя от нежданного врага.
Месяц бросал свой бледный и туманный свет сквозь вершины деревьев на хижину и поляну. Его лучи, пробиваясь сквозь качающиеся деревья, дрожали и трепетали на зеленом мху, местами освещая темную поляну.
В этом бледном свете хижина стояла так мирно и таинственно, что казалось, будто несчастье не могло постигнуть ее. Ветхая и грубо сколоченная, почерневшая от времени и непогоды, она странно противоречила всей окружающей природе.
Аццо стоял у входа своей невидимой, заросшей зеленью хижины. Он так притаился за деревьями, что никто не мог заметить его, сам же, напротив, мог видеть все, что происходило вокруг. Затаив дыхание, глядел Аццо вдаль, ветерок чуть слышно шелестел, глубокая тишина царствовала в Меруецком лесу.
Вдруг Аццо увидел, что какая-то черная тень, скорчившись, осторожно подкрадывалась к хижине.
С сильно бьющимся сердцем следил он за призраком. У него перехватило дух — он узнал таинственную фигуру. Жозэ, крадучись и оглядываясь по сторонам, вышел из тени деревьев и остановился на поляне. Луна освещала его осунувшееся злое лицо. Постояв с минуту и видя, что все спокойно, он неслышными шагами подошел к двери, нагнулся и приложил ухо к щелке.
Он хотел убедиться, спят ли его жертвы, он уже мысленно представлял себе их положение и соблазнительную наружность — глаза его заблистали еще большей алчностью, он уже видел себя обладателем этих бедных, давно преследуемых им женщин, и весь дрожал от волнения и нетерпения.
![Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
