Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»
— Вы хотите сказать… что все это… — Жорж-Мишель махнул рукой за окно, — … сделал я?!
— Да что с вами, Жорж?! На войне как на войне. Представьте себе, что вы взяли Париж штурмом и вам сразу полегчает. Если же вы расстраиваетесь из-за тех крайностей, к которым склонна чернь, так вас здесь не было и вы чисты как стекло. Зато ордена от папы и короля Филиппа получили вы, а не Гиз и не Карл Девятый, сколько бы еретиков они не прикончили. Подобные награды весьма дороги.
Жорж-Мишель закрыл лицо.
— Что с кузеном Наваррским? Он арестован?
— В пределах Лувра этот юноша пользуется полной свободой. Жаль, что вы не приехали неделей раньше, вы смогли бы насладиться его обращением, покаянием и принятием ордена Святого Михаила. Теперь по меткому выражению Бюсси, король Наваррский носит свои цепи с собой.
Графа де Лош передернуло. Он с отчаянием смотрел на дарованные ему ордена, тоскливо пробегал глазами письма крестного и испанского дяди: «За спасение души короля Наваррского… за ревность в делах Веры…» С такими формулировками не принять награды было нельзя, но и принять — также немыслимо. Ордена обвиняли, как и трупы на дорогах, как сожженные дома и опустевшие деревни, как лицо Ланглере, жизнерадостного, довольного и гордого собой…
Жорж-Мишель не имел сил смотреть на этого человека, он думал о матушке, которая всегда заботилась о его людях, и которую этот человек мог убить. О Наваррском, которого Ланглере знал с детства.
— С какой целью, господин Ланглере я отправил вас в Париж? — мрачно спросил граф де Лош.
Услышав почти забытое обращение «Ланглере» вместо «д'Англере», офицер вздрогнул и торопливо заговорил:
— Ваше сиятельство, я и герцог де Гиз выполнили все, что вы советовали его светлости.
Жорж-Мишель отшатнулся.
— Вашего сиятельства не было в Париже, но благодаря мне его величество не может на вас гневаться. Если я убил Конде и Ларошфуко, так это все равно, как если бы еретиков поразили вы. Король Польский вам очень благодарен. Я шпага в ваших руках и я…
— Шпага… топор… — пробормотал граф де Лош. — Уходите, Ланглере, я не желаю вас видеть.
— Я не понимаю…
— А орудию и не надо ничего понимать, — мрачно ответил Жорж-Мишель. — Вы больше не мой человек, Ланглере. Убирайтесь!
Когда растерянный офицер покинул комнату, граф де Лош и де Бар прислонился лбом к холодному оконному стеклу. Что ж, наслаждайся! Ты мечтал повелевать судьбами тысяч людей, и твоя мечта сбылась. Это твои небрежно брошенные слова стали для Гиза и Ланглере руководством к действию и теперь твои руки по локоть в крови. Ты победил. Как тебе — твоя победа?
Жорж-Мишель уже жалел, что откликнулся на письмо Анжу и приехал в столицу. Пусть Анри едет в Польшу, милуется с Марией Конде и женится на ней, пусть Гиз наслаждается местью, спит с Марго и считает себя защитником Веры, но он больше не может находиться в Париже. Не желает провести здесь даже ночь. Правда, покинуть столицу, не повидавшись с королем, было невозможно, и потому граф де Лош почти с радостью ухватился за приглашение Карла посетить Академию.
— Наконец-то и вы в Париже, Жорж! — Капитан де Нанси был так же бодр и доволен собой, как дядюшка Шарль или Ланглере. — Без вас двору недостает блеска — мадам Екатерина это всем твердит. Кстати, знаете новость? Шевалье Александр был здесь.
— Когда? — вопрос вырвался раньше, чем Жорж-Мишель успел его осознать.
— Накануне ночи святого Варфоломея. Я же говорил, Жорж, мальчишка в вас не нуждается. Наверняка стервец неплохо устроился, во всяком случае он отказался от такого лакомого кусочка как мост Менял. Так и уехал. Собирался вернуться через месяц, но почему-то не приехал. Должно быть, наслаждается жизнью в провинции…
Жорж-Мишель невидяще смотрел прямо перед собой. Александр де Бретей всегда был точен, и если мальчик до сих пор не вернулся в Париж, значит, его уже нет на этом свете. Шевалье Александр погиб, но неожиданно граф де Лош с болью понял, что это даже хорошо. Мальчик сохранил благородство, не запятнав руки убийствами и грабежами, не сравнялся со стервятниками, остался в его памяти честным и чистым. И мысль, что ему не удастся как следует оплакать воспитанника, только усилила боль шевалье — граф де Лош слишком хорошо помнил увиденное в дороге и потому знал, что никогда не найдет могилу юноши, если у него вообще есть могила. Нанси продолжал что-то говорить, и только слово «пари» вывело графа из оцепенения.
— Какое пари? — рассеянно переспросил шевалье Жорж-Мишель и Нанси опомнился.
Человеку, стоявшему перед ним, никакие пари предлагать было нельзя. С неожиданной ясностью барон понял, что если бы по странному капризу судьбы их отцы не стали приятелями и не пали в одном бою, никому и в голову не пришло бы вспоминать об их родстве. Капитан сообразил, что должен взять пример с тех дворянчиков, что считают себя потомками Фарамонда, Карла Великого или по меньшей мере Гуго Капета, но при этом, оказавшись при дворе, низко кланяются отпрыскам менее знатных, но более удачливых и могущественных родов.
Конечно, пять или шесть лет назад, когда Жорж был простым графом, его еще можно было называть кузеном, но сейчас обращаться так к принцу и победителю гугенотов мог только безумец. Нанси вспомнил, что именно граф де Лош и де Бар заманил в Париж протестантов и самого Колиньи. Именно Лош послал в Париж Гиза и дал ему людей. И, конечно, именно Лош получил благодарность папы и короля Филиппа. Нет, с этим человеком шутки и пари были неуместны.
Еще некоторое время Жорж-Мишель ждал ответ на свой вопрос, не дождался, пожал плечами и пошел прочь, так и не заметив почтительного поклона капитана королевской стражи.
* * *Звуки лютни терзали слух шевалье, и Жорж-Мишель в недоумение оглядел собрание. Щеголеватый Бюсси, похваставший при встрече, что отныне он маркиз. Самодовольный Гиз, сообщивший, что в точности выполнил совет кузена. Заплаканная королева Елизавета. Сияющая Марго, появившаяся на заседании под руку со слащавым немолодым красавцем. Угрюмый Монморанси. Довольный Ангулем, как и многие в этом зале отличившийся в парижской резне — теперь Жорж-Мишель понял, почему всегда не выносил сводного брата короля. Хмурый Алансон. Веселая Луиза де Коэтиви. Разряженные дамы и шевалье. Музыканты. Король, какой-то сникший, подурневший, осунувшийся, казалось, не знавший, что он делает на заседании Академии. И молчаливый словно постаревший Генрих Наваррский в черном траурном наряде с цепью Святого Михаила на груди. «Свои цепи король Наваррский носит с собой» — вспомнил издевательскую шутку Бюсси граф де Лош и отвернулся от кузена, пряча краску стыда на щеках.
![Михаил Горбунов - Белые птицы вдали [Роман, рассказы]](/uploads/posts/books/134681/134681.jpg)
