Ким Малаховский - В поисках Южной Земли
На этот раз у испанцев установились дружественные отношения с аборигенами острова, который те называли Таумако[5]. Островитяне жили в просторных, хорошо убранных домах. Их большие, на 30–40 человек, каноэ были хорошо приспособлены для длительных плаваний, даже имели специальные отделения для съестных припасов; луки были украшены перламутровыми раковинами. Испанцев удивило пристрастие этих «дикарей» к красоте. Тумаи распорядился снабдить испанцев дровами, водой и продовольствием. В ответ Кирос отослал аборигенам обычный набор подарков, припасенных для подобных случаев. Особое удовольствие жителей вызывали колокольчики. Эта идиллия продолжалась десять дней. 18 апреля на закате корабли отправились дальше. Испанцы и на этот раз остались верны себе в отношении островитян: получив все необходимое, они, покидая остров, похитили четырех его жителей. Правда, трое из них, бросившись с кораблей в воду, когда те уже отошли от острова, вплавь добрались до берега.
Кирос, имея на судах достаточные запасы дров, воды и продовольствия и видя, что ветер благоприятствует ему, решил не плыть к Санта-Крус, а повернуть на юго-восток и искать вожделенную Южную Землю.
На третий день плавания с кораблей увидели остров. Торрес во главе небольшого отряда был послан на берег. Островитяне с великим почетом встретили испанцев, вручив им роскошную пальмовую ветвь. Но Кирос не хотел задерживаться на острове. Корабли пошли дальше. 22 апреля благоприятная до тех пор погода резко изменилась. Два дня продолжался сильный шторм. Когда 24 апреля небо очистилось и выглянуло солнце, Кирос приказал ставить паруса. «Какой взять курс?» — спросили его штурманы. «Пусть корабли сами изберут направление. Пусть бог ведет их!» — ответил Кирос. Корабли, предоставленные воле волн, повернули к юго-западу. Кирос приказал следовать именно этим курсом. Мечтательность в нем всегда преобладала над трезвым расчетом.
На рассвете следующего дня на флагманском судне раздался счастливый возглас вахтенного матроса Франциско Родригеса: «Впереди очень высокая земля!» Кирос назвал увиденную землю островом Святого Марка, ибо он был обнаружен в день этого святого.
В течение следующих трех дней испанцы обнаружили еще восемь островов. С одного из них, названного Дева Мария, они похитили двух жителей и вернули их на остров через день, нарядив в шелковые рубахи, одарив ножами и зеркальцами. В ответ на это островитяне дали испанцам двух свиней, воду и фрукты.
29 апреля в три часа пополудни вахтенный матрос флагманского корабля увидел землю. Она, по-видимому, была огромна, так как занимала все пространство на юго-западе и юге. «Это был самый счастливый и праздничный день за все плавание», — заметит впоследствии Кирос в своих записках.
Корабли пошли прямо к этой земле, которую ликующий Кирос поспешил назвать Кардоной в честь герцога Сесы, полное имя которого было дон Антонио де Кардона и Кордова.
Подойдя ближе к земле, испанцы увидели на юго-востоке ее очень высокую горную цепь. Вершины гор скрывались в густых облаках. Кирос выслал вперед шлюпку с офицером и группой солдат для обследования подходов к берегу. К вечеру шлюпка вернулась, и офицер рассказал, что у побережья расположен вытянутый с севера на юг обитаемый остров, довольно скалистый, покрытый густым лесом. Остров отделен от остальной суши глубоким проливом.
Корабли пошли вдоль острова к западу. На берегу было видно много мужчин, вооруженных луками. Они что-то громко кричали испанцам. Но суда, не останавливаясь, продолжали идти своим курсом.
1 мая испанцы увидели огромную бухту, где и провели ночь. Кирос назвал ее заливом Сан-Фелипе-и-Сантьяго, ибо это был день этих святых. На следующий день Кирос послал Торреса с отрядом солдат на шлюпке на поиски подходящего места стоянки. В это время к кораблю подошли два каноэ с вооруженными аборигенами. Они громко выражали свою тревогу. С кораблей выстрелили, что еще более усилило беспокойство аборигенов. Они повернули каноэ к берегу и быстро скрылись.
3 мая пополудни на корабль вернулся довольный Торрес с солдатами: он обнаружил великолепное место стоянки и назвал его портом Вера-Крус. Корабли вошли в него и встали на якорь. На следующий день испанцы увидели на берегу множество людей. Кирос отправился на берег, думая взять нескольких на корабль, щедро их наградить и завязать таким образом дружественные отношения с местными жителями. Но у него ничего не получилось. Аборигены знаками приглашали испанцев сойти на берег, но сами отказывались сесть в их шлюпки. Кирос возвратился на корабль ни с чем.
На другой день он послал Торреса с группой солдат на берег с той же целью. Испанцы, высадившись на берегу, увидели перед собой большую группу вооруженных аборигенов. Те провели на земле черту, как бы говоря, что не разрешают пришельцам ее переходить. Торрес приказал дать залп из мушкетов в воздух, как требовал всегда Кирос. Но один из солдат, не послушавшись команды, выстрелил в аборигена и убил его. Все находившиеся на берегу местные жители бросились в лес. Тогда солдат отрубил у убитого голову и ногу, а тело за оставшуюся ногу повесил на суку дерева. Остальные солдаты спокойно следили за действиями своего товарища, не только не делая никаких попыток остановить его, а, наоборот, поощряя его.
Через некоторое время к испанцам подошли три местных вождя, и те «вместо того, чтобы показать свое миролюбие и доставить их на корабль, — писал впоследствии Кирос, — показали им тело их товарища с отсеченной головой, залитое кровью, полагая, что эта жестокость послужит средством установления мира». Вожди в глубокой печали смотрели на изуродованное тело их соплеменника, а затем вернулись к своим людям. Раздались воинственные крики. С разных сторон на испанцев посыпался град стрел, дротиков, камней. Те отвечали выстрелами из мушкетов. Кироса, который следил за происходящим с борта флагманского корабля, все это очень огорчало. Он понимал, что мира с жителями открытой им земли уже не будет. Аборигены начали обходить небольшой испанский отряд, стремясь отрезать ему путь к шлюпкам. Кирос послал на помощь солдат, но ситуация для испанцев не улучшалась. Тогда Кирос приказал открыть огонь из корабельных орудий, и лишь это заставило аборигенов отступить.
Появился еще один отряд аборигенов, которые, громко трубя в раковины, шли к берегу, размахивая дубинками, дротиками и луками. Высокий старик, один из вождей, видевших тело соплеменника, вышел вперед и обратился к солдатам. «Я уверен, — писал позднее Кирос, — что он сказал, что они будут защищать свою страну против тех, кто в нее пришел, убивая ее жителей. Восемь наших солдат были в засаде, и один из них случайно, как он утверждал после, убил этого вождя... Четыре туземца, глубоко опечаленные, подняли убитого на плечи и ушли в чащу леса; туда ушли и остальные жители, оставив деревню опустевшей».
