Тим Северин - Крест и клинок
— Субито! Субито! — снова завопил надсмотрщик, жестами показывая, что рабам пора вернуться на места.
Гектор повернулся и хотел было взять кувалду, когда раздался второй взрыв, на этот раз слабее и дальше по краю скалы. Взметнулось облако пыли, и несколько глыб рухнуло вниз. Осколок, размером с апельсин, попал в человека, который уже подходил к отвалу, чтобы осмотреть образовавшийся после первого взрыва срез. Вскрикнув от боли, раб отпрянул, схватившись за правое плечо.
Теперь никто не смеялся. Рабы замерли.
— Субито! Субито! — взревел надсмотрщик, на сей раз ударами палки понуждая рабов вернуться к работе.
Гектор, у которого голова все еще кружилась после первого взрыва, не мог пошевельнуться. Надсмотрщик заметил его и взмахом руки приказал помочь рабу, ушибленному осколком. Гектор подошел и обнял пострадавшего за пояс, а тот, скрежеща зубами от боли, выругался — по-английски:
— Дерьмовый порох. Дерьмовый дешевый порох.
Гектор помог ему дойти до смотанного в бухту каната и сесть. Человек согнулся от боли, сжимая плечо и ругаясь. У него на лодыжке не было железного невольничьего кольца, и одет он был лучше, чем обитатели баньо.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Гектор.
Раненый яростно замотал головой.
— Все нужно делать самому, а не доверять этой дряни, — прошипел он и пнул ногой ближайший бочонок.
Гектор увидел, что бочонок помечен тройным «X», намалеванным красной краской. — Дешевые ублюдки, не могут научиться делать свой собственный порох.
— А что случилось? — спросил Гектор.
— Запоздалый взрыв, — последовал короткий ответ. — Должно было взорваться все разом, но этот порох никуда не годится. Турки, видно, купили его у какого-то мошенника-торговца, знавшего, что порох негоден.
Гектор понял, что этот человек, очевидно, мастер пороховых работ. Раненый снова пнул бочонок, и тот откатился в сторону. На его днище были выцарапаны буквы D, М и N.
— Эти буквы на днище — может, это сокращение от «Damno», по латыни значит «брак», — сказал Гектор, хотя его никто не спрашивал.
Раненый внимательно посмотрел на юношу.
— Сильно грамотный, да? Но ты, пожалуй, прав. Вот что, ступай и проверь остальные бочки. Они лежат вон там, под парусиной. Не повторилось бы…
Гектор сделал, как ему велели, и, вернувшись, доложил, что два из восьми имеющихся бочонков помечены таким же образом. Мастер сплюнул.
— Скажу надсмотрщику, чтобы он назначил тебя моим помощником. С такой рукой от меня пару недель толку никакого, а работы в каменоломне ждать не будут.
* * *В тот вечер Гектор вернулся в баньо таким измученным, что едва волочил ноги. К тому же он умирал от голода. Как и ожидалось, за весь день их покормили всего единожды — в полдень: выдали грубого хлеба, привезенного в тележке двумя пожилыми рабами. А утолить жажду можно было только из открытой бочки — вода в ней была грязна и по поверхности покрыта пленкой пыли.
— Съешь-ка вот это, — предложил Дан, когда они встретились в углу двора.
Он развернул сверток, в котором оказалась дыня, немного бобов и несколько баклажанов. Гектор с благодарностью принял предложенное.
— Обычно в конце дня мне удается украсть немного овощей с огорода, — сказал Дан. — Мой хозяин, наверное, знает об этом, но шума не поднимает. Для него это самый выгодный способ накормить своих рабов, чтобы мы совсем не отощали, да и работать будем лучше, имея свою долю в урожае. Все, что не съедаю сам, я продаю в баньо.
— Этим ты добываешь деньги для джилеффо? — спросил Гектор.
— Да. Все в баньо стараются хоть как-то заработать. Я по вечерам продаю овощи; другие делают всякую случайную работу. Здесь есть башмачники, ножовщики, брадобреи, портные — кто угодно. Кому повезет, тот находит работу в городе у турок или мавров или каждый день, или по пятницам, когда у нас выходной. Хуже всего тем, кто не знает никакого ремесла. Эти — рабочая скотина, и только.
Гектор рассказал о случае на каменоломне.
— Этот человек, которого ранило, он англичанин, но невольничьего кольца на лодыжке у него нет, и красную шапку он тоже не носит. Как такое может быть?
— Он, наверное, из тех умельцев, кому турки дают свободу в обмен на их знания, — предположил Дан. — А может, он сам приехал в Алжир, чтобы найти работу. Турки не требуют от таких, чтобы они приняли турецкую веру — им достаточно того, что эти люди делают свое дело. Кое-кто из таких живет в собственном доме и даже держит слуг. На верфи есть корабельный мастер. Он венецианец. Так вот, турки платят ему куда больше, чем он получал, работая на венецианской верфи.
— Этот пороховых дел мастер хочет, чтобы я помогал ему, пока у него не заживет рука, — сказал Гектор. — Он, кажется, приличный человек.
— Тогда на твоем месте я бы постарался стать ему как можно более полезным, — посоветовал Дан, не задумываясь. — Тогда тебе придется меньше махать кувалдой или ползать по сточным канавам с другими городскими рабами. Только постарайся усвоить узанца.
— Что такое узанца? — спросил Гектор, алчно вонзая зубы в сырой кабачок.
— На лингва франка это значит «обычай» или «правило». У мискито, моего народа, есть нечто подобное. Наши старики, которые правят нами — мы называем их советом старейшин, — сообщают нам, как все было в прежние дни, и следят, чтобы мы жили по старинным обычаям.
Дан отломил еще кусок кабачка и протянул Гектору.
— То же самое и здесь, в баньо. Правила и порядки создавались долгое время, и человек учится им, глядя на других или следуя их примеру. Если ты нарушишь эти правила, турки скажут, что это против правил, что ты ведешь себя неправильно — и тебя накажут. Узанца устраивает наших хозяев. Турки хотят, чтобы все было, как всегда, и чтобы они всегда оставались хозяевами. Так что еврей должен оставаться евреем, мавр должен оставаться мавром, и между разными людьми должна быть должная разница. На этом турки стоят так твердо, что не позволяют коренному алжирцу стать оджаком. Даже сыну турка и местной женщины невозможно вступить в янычары. Чтобы стать оджаком, ты должен быть либо чистым турком, либо ренегадо — христианином, принявшим ислам.
— Это странно, — заметил Гектор, — иноземным рабам можно то, чего никак нельзя местным.
Дан пожал плечами.
— Многие рабы надевают тюрбан. Говорят, есть только три пути выбраться из баньо: уплатить выкуп, стать турком или умереть от чумы.
Глава 8
Консул Мартин быстро понял, что торговец Ньюленд — человек докучливый. Консул уже пожалел о том, что толмач столь ловко распорядился деньгами в канцелярии дея и дородного английского купца отпустили на попечение консула в тот же самый день, когда распродавали рабов. Вот уже более месяца Мартин терпел скучное общество Ньюленда, ожидая, когда же из Лондона придет сообщение о его выкупе. Консул предоставил торговцу тканями комнату в своем доме и по общепринятой вежливости время от времени должен был приглашать того к обеду. К сожалению, торговец не умел предложить ничего интересного для застольной беседы и держался мнений весьма банальных, поэтому приглашения, которые поначалу делались один-два раза в неделю, теперь прекратились вовсе. Однако, получив долгожданное сообщение о том, что в Алжир из Лондона направляется официальный правительственный представитель, чтобы разрешить вопрос о заложниках, консул нарушил свое обеденное уединение. Мартин полагал, что кто бы там, в Лондоне, ни собирал деньги на выкуп Ньюленда, он не преминет воспользоваться оказией и пришлет их с посольством.
