Михаил Крупин - Дуэль на троих
– Огонь подступил слишком близко к Кремлю, ваше величество. Оставаться здесь далее опасно!
– Что же пожарные команды? – Наполеон побагровел.
– Пожарная утварь полностью вывезена русскими из Москвы, – невозмутимо отвечал Дюпон. Он находил излишним выражение собственных эмоций по любому, даже самому весомому поводу. Он лишь констатировал факты.
Сорвав с шеи и швырнув перед собой салфетку, Бонапарт вскочил в негодовании. Словно забыв обо всех приглашенных к столу, начал расхаживать по залу.
Присутствующие в молчании провожали его взглядами, и головы в напудренных париках синхронно поворачивались то влево, то вправо.
Подойдя к окну и упершись локтем, как в ружейный приклад, в раму, Наполеон смотрел на далекие всполохи пламени… Потом раздался его глухой и низкий голос. Император говорил буквально себе под нос, но в тишине явственно слышалось каждое слово:
– Это не просто варвары, это безумцы! Как им не жаль своего города?! Они хотят войны на истребление?.. Они ее получат!..
– Пока возможно, – снова бесстрастно заговорил Дюпон, – лучше переселиться из Москвы!
– Я так долго шел сюда не для того, чтобы переселяться! – Бонапарт, зыркнув в сторону Анюты, стремительно зашагал из зала. – Куда переселяться?..
Он даже ни с кем не попрощался. Дюпон тенью проследовал за ним в соседнюю комнату. В дверях мелькнула карта на широкой стене… Дверь так и не прикрыли.
– Русские войска предположительно на юге, – твердо докладывал Дюпон. – Значит, безопаснее будет на севере.
– Я никуда не уйду! – кипел Наполеон. – Надо только найти место, где нет этого гадкого смога!
– Дым уже всюду.
– Армия, выросшая в пороховом дыму, перенесет и это.
– Разумеется, войска потушат огонь, – вздыхал Дюпон, – и затем займут квартиры в уцелевших домах. Но вам было бы целесообразно на время пожаров…
– Что вы предлагаете? Где карта?.. Что там, на севере?..
Я уже тактично топтался в дверях. До сих пор не понимаю, что меня дернуло за язык – уж точно не жажда угодить Наполеону и не благородное волнение за его высокую особу!
– Ваше величество, там есть Путевой Петровский замок. – Бонапарт и Дюпон одновременно обернулись ко мне. – Вам там будет удобно, – уверенно добавил я.
Не получив как приглашения, так и запрета, я бодро прошел к карте и пальцем ткнул верхнюю часть.
– Я однажды побывал там в детстве и наверняка вспомню дорогу.
– Вы уверены? – с надеждой спросил император.
– Неподалеку было родовое поместье отца, которое он продал пятнадцать лет назад, – пояснил я ситуацию. – Для этого отец и приезжал тогда в Россию. А я… был еще дитя.
Наполеон подошел ко мне и с пафосом, по своему обыкновению, взял меня обеими руками за плечи.
– Ведите же, мой первый верный россиянин!
– Ваше величество… Спасибо, только я давно француз.
– Не стесняйтесь своей родословной, – Наполеон снисходительно похлопал меня по плечу. – Именно она сейчас сослужит Франции важную службу. А вскоре все люди будут гражданами мира. Моего мира!..
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
Мимо бежали солдаты с мешками песка, с досками. Раздавались короткие злые команды. Один из подручных Пикара, выглядывая из-за столба коновязи, следил за нашим разговором.
Матушка-игуменья на каменном крыльце своей кельи скорбно возвышалась надо мной и Жаном. Я хотела бы встать с нею рядом – скорее «прибиться к своей», но игуменья всем своим видом показывала, что стоит по центру узкого крылечка столь монументально и прочно, что место рядом надо еще заслужить.
Жан старался излагать проблему весело и бойко, но я чувствовала его скрытое смущение:
– Матушка, дело в том, что император желает видеть княжну Коврову при дворе, а она без вашего благословения не может этого сделать.
Настоятельница отвечала весьма сухо:
– Император нынче далеко, в Санкт-Петербурге, дорога туда дальняя…
– Ну, вы же понимаете, я говорю о том императоре, который неизмеримо ближе…
– А-а, ты про супостата… – протянула, будто только сейчас поняла, игуменья и взглянула на меня в холодном изумлении. – И ты просишь моего благословения на это?!
Я так и вскинулась:
– Матушка, нет, конечно! Это он просит… И супостат их – тоже. Представляете?..
Игуменья сошла с крыльца и стала отбирать с холстины в таз хорошую сухую свеклу, репу и морковь.
Жан, видя, что разговор склонился не в ту сторону, принялся тараторить:
– Послушайте, при дворе Бонапарта Анне будет гораздо безопаснее, чем в этом дыму, среди мародеров всех мастей! Кстати, я только что едва вырвал ее из рук одного психопата! – оглядевшись по сторонам, Жан скроил такую мерзкую рожу соглядатаю Пикара, что я невольно прыснула, а филер, верно, сгорая от стыда, укрылся за столбом.
По лицу игуменьи пробежала тень сомнения. Жан, увидев это, начал настаивать еще горячее. Следом за матушкой Екатериной он теперь тоже забрасывал овощи в таз, который та держала. Причем, не глядя, Жан в основном кидал гнилую репу и морковь. А игуменья в раздражении выбрасывала плоды обратно…
– За французов я еще, допустим, поручусь, – тараторил Жан, – но тут всюду черт-те кто шляется, в этот поход мобилизовали отбросы всей Европы…
Игуменья вдруг, явно осененная некой тайной мыслью перевела глаза с меня на Жана и обратно.
– Матушка, а перебирайтесь-ка вы все в Петровский замок, – подлизывался Жан. – Вы ежели не сгорите тут, так угорите. Задохнетесь же, ей-богу!
Игуменья только вздохнула.
– Давайте, я пару телег вам подгоню да десяток драгун дам, чтоб упаковаться помогли, – гнул свое Жан.
Игуменья поставила таз на крылечко и выпрямилась.
– Ничего, Бог милостив, – решительно сказала она. – Генерал Раевский звал – мы не поехали, а с вашими нам тем более не по пути!
Жан даже опешил на секунду от такой великой непоколебимости. И ударил кивером о землю!
– Ну, я тоже тогда не поеду!.. Здесь моя рота! Пусть супостата его штабные размещают!
Я невольно прижалась к матушке Екатерине, когда Жан пришел в неистовство. А игуменья глянула еще раз на него, на меня и сказала:
– Вы подите-ка охолонитесь пока, сударь. Нам с сестрой Анютой побалакать надо…
Жан подобрал кивер и замахнулся им в сторону коновязи. Соглядатай Пикара отлип от столба и бесшумно ретировался…
* * *Сидя в келье матушки Екатерины при свечах, мы тихонько разговаривали.
– А супостат что?.. – расспрашивала настоятельница.
Я все честно пересказывала:
– Ну, он про Суворова ничего даже не возразил. А сказал, мол, достойный ответ завоевателю… Вот. И что надеется и дальше наслаждаться моим обществом.