Исраил Ибрагимов - Тамерлан (начало пути)
— Горшки, кувшины на любой вкус, для любой потребности! — хвалит продавец.
— Кувшины, горшки из самой лучшей самаркандской глины — ах, как отдают звоном! Прислушайтесь! — хвалит другой продавец, стуча по корпусу изделия костяшками пальцев.
— Для любой потребности? — спрашивает, продолжая дурачиться, Чеку.
— Вы правильно поняли — для любой. Берите — не скупитесь.
— А вот для потребности… этого… — старается «подколоть» Чеку. — Ну, когда… очень хочется ночью отлить или того хуже…, а идти в отхожее место нет мочи?…
— У вас в душе, господин, нет ни капельки поэзии. — замечает один из торговцев в изысканном тюрбане.
— А мне наплевать на твою поэзию — ты сказал «для любой потребности» — вот и отвечай за слова! — орет Чеку и снова нечаянно распахивает полы халата, тем самым давая понять с кем те имеют дело.
И неизвестно, чем бы завершился спор, но в этот момент перед ними возникает мальчик Хамид.
— Дядя Чеку, бегите! Вас хотят схватить! Быстрее! — выкрикивает мальчик Хамид. — Они здесь!
— Чего мелешь!? Говори ясно! — продолжает по инерции орать Чеку, но тут, сообразив, умолкает.
И во время!
— Беги, Хамид! — командует он.
Мальчик исчезает мгновенно в толпе. Чеку с дружком оказываются в полукольце преследователей. Пути для отступления отрезаны, впереди лишь сложенные в своеобразные горки изделия из жженой глины. Выкрики преследователей: «Брать живым!» И сами преследователи буквально в 4–5 шагах. И тогда Чеку принимает единственно верное на этот момент решение: Он командует: «За мной!» — и со всего маха опрокидывает горку из горшков и под возмущенные и отчаянные выкрики торговцев, воинственных преследователей устремляется вперед, за ним — его приятель. По ходу опрокидываются и другие атрибуты, характерные для самаркандского базара. Дерзкое и достаточно неожиданное решение беглецов ошеломляет преследователей. Однако оцепенение длится недолго — преследователи, придя в себя, под вопли торговцев следуют по тому же пути. А между тем беглецы освобождаются от халатов, далее бегут с саблями в руках… петляя между торговыми рядами, то и дело меняя направление. И таким образом погоня, весьма зрелищная со своеобразной спецификой средневекового Востока длится довольно долго — до тех пор, пока ситуация для беглецов становится неразрешимой. Они останавливают бег в буквальном смысле перед стеной в, которой виднелось нечто подобное ступенчатому зазору. Чеку по инерции устремился к зазору, намереваясь одолеть стену. Взглянул на ту сторону и к ужасу, увидев за стеной неодолимую пропасть, принимает мгновенно решение — приказывает:
— Я прикрою! Беги! Предупреди!
Далее события развиваются так: приятель Чеку с большим трудом взбирается по ступенчатому зазору на верхотуру стены. Чеку же ждать осталось недолго. Вот и стоит он спиною к зазору — лазу. Выглядит он несколько забавно из–за отклеившихся усов.
Преследователи останавливаются в 3–4 метрах от беглеца, явно опасаясь его острой сабли.
— Что вам надо, господин? — спрашивает, изготовившись к бою с неравной силой, Чеку.
— Нам надо, чтобы вы благоразумно сдались. Глядите, у вас нет шансов, — говорит «гадальщик».
— Вот что! Я подумал господа, почему–то о другом.
— О чем 7 Уж не о райских ли птичках в садах Аллаха? — иронизирует «гадальщик» и это вызывает дружный хохот.
Чеку бросает короткий взгляд через плечо вверх — приятель почти вскарабкался на верхотуру стены, минута — другая и он будет недосягаем для преследователей — говорит:
— Я знаю, что вам надо, господа… Горшки для ночных потребностей — вот о чем вам надо позаботиться господа!
«Гадальщик» багровеет — кричит:
— Взять! Живым!
Неравная схватка, тем не менее, длится достаточно продолжительно. Запомнится: одного из преследователей, того, который каким–то образом пробравшись к лазу, пытался карабкаться вслед за приятелем, сабля Чеку достала вовремя. Чеку сразил и второго, третьего… Но вот он споткнулся, упал и стая со всех сторон наваливается на него, крепко держит за руки… Чеку устал, он весь в кровоточащих ранах и тем не менее в своем духе: эпатирует, сыпет оскорбительные словечки…
Доволен и приятель его: наконец–то он наверху стены недосягаем, а потому, сняв штаны, он в знак этого демонстрирует свою…
«Гадальщик» взбешен, едва ли не с кулаками набрасывается на своих воинов — кричит:
— Болваны! Почему никто из вас не удосужился захватить стрелы и лук!?
Чеку, напротив, хохочет.
61
Самарканд. Тюрьма. Мрачные, то и дело изгибающиеся, разветвляющиеся коридоры… По одному из них с факелами в руках шествует группа людей, среди которых нетрудно узнать знакомых нам «гадальщика», лопоухого, торговцев горшками и арбузами и… Джамаля, правителя Самарканда. Группа проходит мимо ниш в стене, в которых за толстыми железными прутьями видны измученные фигуры узников. Такого примерно рода камеры и в полу коридоров. Это–зинданы. Люди останавливаются около одного из зинданов, факельщики освещают чрево зиндана, на дне которого видна фигура заключенного. Факельщики — тюремщики со знанием дела показывают повелителю свой «товар».
— Имам Дауд, — информирует тюремщик — об обитателе зиндана — богохульник. Богоотступник…
Джамаль не считает нужным далее вникать в дело имама Дауда и следует дальше, останавливается у другого зиндана…
— Это Джафар. Бунтовщик. Смутьян…
— Почему они молчат? — наконец произносит Джамаль.
— У них… отрезаны языки, а у этого, мой повелитель, еще и руки.
Повелитель Самарканда ковыляет дальше.
— Господин повелитель… Господин повелитель! — слышится отовсюду — справа и слева из–за решеток на шествующих смотрят изможденные лица заключенных.
Но вот перед шествующими открываются двери — свита оказывается в камере пыток. Внутри помещения по обе стороны камеры и в глубине ее — предметы, необходимые для пыток. Тут же — трое людей. Двое из них, судя по всему, работники тюрьмы, третий — Чеку…
Работники раскланиваются, усаживают повелителя Самарканда Джамаля в кресло… Один из его свиты что–то шепчет ему на ухо — тот едва уловимым кивком принимает к сведению сказанное, затем немигающее взирает на Чеку.
— Ведомо ли тебе, кого изволят лицезреть твои, да будут они прокляты, глаза? — спрашивает глава тюрьмы.
— Это — повелитель славного города Самарканда. И да будет к ним всегда милостив Аллах! — отвечает Чеку.
Глава тюрьмы наклоняется снова к Джамалю — тот коротко что–то шепчет. Глава тюрьмы обращается к Чеку:
