Юзеф Крашевский - Графиня Козель
В кабинете графиня Рейс расспрашивала своего друга Фюрстенберга о разговоре с королем и о впечатлении, произведненном Анной Гойм.
– Я хорошо знаю, как наш повелитель относится к женщинам, – начал Фюрстенберг, – Анна Гойм держалась надменно и строго и этим немного отпугнула его, но к красоте ее он не остался равнодушен, а чувство у короля рано или поздно одержит верх над рассудком. Чем больше он боится ее, тем жарче будет желать, а уж он, если чего захочет, так добьется непременно. Анна Гойм, мне кажется, не расположена играть роль легко доступной любовницы, она женщина сильная, и король, без сомнения, подчинится ей.
– Ты полагаешь, что ее царствование наступит?
– Я хорошо знаю короля и думаю, что она победит. Сейчас король не прочь бы удовлетворить свою прихоть, не вступая в прочную связь, и от графини зависит, как повести дело.
– А каков, по-твоему, князь, ее характер?
– Можно лишь догадываться, – сказал Фюрстенберг, – думаю, что ни муж, ни родные, ни даже она сама не знают, какой она станет, когда обстоятельства вознесут ее. Сейчас она женщина гордая, благородная, с энергичным характером, живым умом и незаурядными способностями.
– Но можно ли будет направлять ее?
Князь задумался.
– Я, во всяком случае, предпочитаю иметь дело с умными людьми, чем с такими, что сами не ведают, что творят. Поступки человека умного можно предвидеть, а глупцов, которые мчатся, не разбирая дороги, не так-то легко раскусить.
Они постояли молча. Графиня дала Фюрстенбергу знак, чтобы он оставил ее, потом прошлась в раздумье по кабинету и тоже вернулась в гостиную. Там она вскоре очутилась возле Анны, увела ее в кабинет и усадила рядом с собой.
– Дорогая графиня! – начала она серьезно, положив руку Анне на колени. – Если у тебя хватит терпения и снисходительности к старой приятельнице, выслушай меня и разреши говорить со всей откровенностью. Здесь нас никто не слышит, мы здесь одни, я хочу дать тебе совет, быть может, он пригодится. Ты достаточно хорошо знаешь двор, и наше время, и самое себя, чтобы понять, что тебя не зря вызвали в Дрезден. Королю надоела Тешен, но характер у него таков, что он не может жить без любви, мир прощает ему эту его слабость, будем же и мы снисходительны к столь великому и доброму государю, – тут уж ничего не поделаешь. Нам, его приближенным, остается одно: даже из слабостей его извлечь как можно больше добра и пользы для подданных. Ты, без сомнения, можешь занять очень высокое положение при короле, но здесь важно не медлить и действовать с умом.
– Дорогая графиня, – возразила Анна, – я не честолюбива, к богатству не стремлюсь, у меня есть муж, и я хочу остаться честной женщиной.
– Возразить против этого трудно, – сказала, улыбнувшись, графиня Рейс, – но позволь все же заметить, – я не понимаю, во имя чего ты обрекаешь себя на мученичество? Гойм – человек неприятный; он развратник, неверный муж, любить его невозможно, рано или поздно сердце твое заговорит.
– Я заглушу голос сердца.
– Возможно. Но тоска и скука одолеют тебя, с отчаяния ты бросишься в объятия первого встречного и не найдешь счастья. Я знаю свет, это участь многих. Король же обаятелен и мил, жизнь с ним может быть раем.
– Но король легкомысленный и неверный, а мимолетных связей я не признаю, они мне отвратительны!
– Уверяю тебя, дорогая Анна, – возразила графиня Рейс, – от женщины зависит, станет ли такая связь прочной. Никакими узами закона короля не свяжешь, их расторгнет совесть или первый встречный священник. Только разум твой, такт и обаянье могут быть залогом верности короля. Мужа или любовника надо уметь привязать к себе.
Анна Гойм пожала плечами.
– Жалка та любовь, которую нужно держать в узде, – воскликнула она, – я такой любви не хочу. Откровенность за откровенность, дорогая графиня, – продолжала Анна, понизив голос. – Меня ничто не может тронуть, только сердце. Да, я хотела бы остаться верной Гойму, но не ручаюсь за себя. Мое сердце можно завоевать только любовью; если я полюблю, то открыто брошу Гойма и уйду к любимому, однако тот, кто полюбит меня, должен стать моим мужем.
– Ведь это король! Король!
– Хотя бы и король! – воскликнула Анна.
– Но ты же знаешь, что король женат, хотя они с королевой и не живут вместе.
– Ему пришлось бы расторгнуть брак с королевой и присягнуть мне в верности, – сказала Анна. – Ролью Эстерле, Кенигсмарк, Тешен я не удовлетворюсь.
Анна встала и величественным шагом прошлась по комнате, больше говорить было не о чем.
– Поступай, как тебе будет угодно, – закончила Рейс, – я обязана была предупредить тебя и дать дельный совет; что ж, останемся добрыми друзьями и не будем больше говорить об этом, но знай: положение, которым ты пренебрегаешь и о котором говоришь с таким равнодушием, не столь унизительно, как ты думаешь. Короли будут поклоняться тебе, ты сможешь управлять страной и предотвращать зло, сможешь спасать людей и дарить им счастье. Это чего-нибудь да стоит.
– Честь мне дороже всего, – заявила Анна, – не будем больше говорить об этом.
Графиня молча пожала ей руку, и они, не произнеся ни слова, вернулись в гостиную. Дамы, сидевшие там, пристально вглядывались в них, пытаясь отгадать что-нибудь по их лицам. На лице Анны играл румянец, а графиня Рейс была бледна, но обе приветливо улыбались, словно гроза миновала, оставив после себя ясную, без единого облачка погоду.
Под окнами замелькал свет факелов, освещавших по вечерам путь королевским экипажам, Фюрстенберг выглянул в окно: это и в самом деле был скучающий Август, он ехал к Тешен и в тусклом свете казался таким печальным, словно был приговорен к тяжелому наказанию. Увидев в окне, или, вернее, догадавшись, что там Фюрстенберг, Август безнадежно махнул ему рукой, и экипажи исчезли за поворотом.
6У Адольфа Магнуса Гойма, занимавшего в то время место, соответствующее нынешнему посту министра финансов, не было друзей ни при дворе, ни вообще в стране. Ненавидели его главным образом за то, что он ввел вслед за другими обременительными налогами акцизный сбор. Саксонцы противились как могли и умели, их неповиновение вызывало у короля, которому постоянно не хватало денег на непредвиденные расходы, плохо скрываемый гнев. Ему посоветовали лишить непокорное дворянство остатков его привилегий и окружить себя чужестранцами, не имевшими никаких связей ни с дворянством, ни со страной.
Август принял этот совет, среди его министров и фаворитов было много иноземцев. Итальянцы, французы, немцы из соседних государств играли при дворе первенствующую роль. Гойм – человек бесстрастный, невозмутимый, на редкость изобретательный в изыскании доходов для короля, тратившего миллионы на Польшу, на содержание войска, празднества и фавориток, был благодаря своей удивительной способности выколачивать деньги в большом фаворе. Но Гойм не обольщался этим, пример Бейхлинга и многих других заставлял его всегда быть начеку, он ждал часа, когда сможет, нагрузив как следует карманы, унести подобру-поздорову из Саксонии свою голову, а вместе с ней и состояние. Гойма никто близко не знал, но известно было, что человек он вспыльчивый, изворотливый, корыстолюбивый, распутный, неспособный на искреннюю привязанность. Лучше всех его знала, по-видимому, графиня Вицтум, его сестра, она умело, без всякого нажима руководила и управляла им и заставляла делать то, что считала нужным.
