Ульрике Швайкерт - Святой и грешница
— Возможно, мне этого не хочется.
Тем временем Марта поравнялась с еврейским кладбищем и остановилась. Подбоченившись, она угрюмо взглянула на своих попутчиц.
— Вы сегодня дойдете? Мамочка сказала, чтобы мы не мешкали.
— Да, только нет причин торопиться, чтобы прийти раньше времени, — возразила Жанель.
— Такой чудесный летний день, — добавила Элизабет.
Однако ее слова тоже не вызвали улыбку на лице Марты. Это удавалось только готовым раскошелиться мужчинам.
Жанель демонстративно отвернулась от Марты, рассматривая строящуюся часовню Святой Марии слева от нее. Здесь планировался большой храм. Тем не менее церковь для жителей Вюрцбурга строилась пятьдесят лет, она должна была вывести тот греховный след, который здесь оставила синагога, — во всяком случае так однажды выразился совет. Сегодня здесь велись лишь незначительные работы, и окруженные строительными лесами стены и арки не привлекали внимания. Да, с тех пор как большие ворота были завершены и зодчие покинули Вюрцбург, строительство продвигалось очень медленно.
Жанель повернулась к наполовину разрушенным домам, расположенным по другую сторону. Порыв ветра принес зловоние от соединяющейся с рекой Кюрнах канавы, в которую выбрасывались отходы.
— Советник, которого я вчера обслуживала, сказал, что все старые еврейские дома должны быть снесены, так чтобы вокруг часовни Святой Марии образовалось свободное место. Многие евреи больше не живут в городе. Кроме того, епископ продал еврейское кладбище мяснику Венцелю и его супруге Агнес.
Элизабет посмотрела на нее.
— Что? Он просто взял и продал еврейское кладбище? Но зачем? Как он посмел!
Жанель пожала плечами.
— Говорят, епископ задолжал Венцелю девятьсот гульденов и таким образом расплатился. Он закладывает всевозможные деревни, мельницы, таможни, одним словом, все. Почему бы ему не отдать ненужное еврейское кладбище?
— Это неправильно, — не отступалась Элизабет.
— С ними всегда несправедливо поступали, — кивнула Жанель. — Всегда так было. Сначала правители обещали их защитить, а затем использовали по своему усмотрению.
Что-то зашевелилось в сознании Элизабет, в ней проснулась ярость. Она увидела себя, меряющей большими шагами залу. Ее руки энергично жестикулируют, растрепавшиеся волосы падают на лицо. И вдруг она видит его. Его силуэт выходит из тумана. На нем узкие шоссы[1] из шелка и широкая накидка, которая собрана по придворной моде в многочисленные складки на талии ремнем, украшенным золотом. Он поднимает руки и прижимает к ее разгоряченным щекам. Они прохладные, но вспомнить его лицо не удается. Зато она отчетливо слышит его голос.
— Моя маленькая вспыльчивая девочка. Ты ангел мести бедных, угнетенных и бесправных. В один прекрасный день тебя провозгласят святой и ты будешь сидеть на небе рядом с Богородицей.
— Не издевайся, — рассердилась Элизабет. — Это несправедливо!
— Возможно, — сказал молодой человек. — Но ты должна понять, что на земле не может быть подходящего для всех рая. Деньги были нужны для похода в Богемию. Император потребовал оружие, лошадей и повозки. Было бы справедливо снова повысить налог для бюргеров Вюрцбурга? Пошлину на вино? Обложить налогом рынки? Или каждый дом? Заложить еще больше деревень и замков и таким образом еще больше повысить для монастыря бремя расходов на выплату процентов? Что справедливо? Я не говорю, что он прозорливый и хороший правитель, но он избранный капитулом епископ и все должны подчиняться его решениям.
Элизабет посмотрела на своих подруг.
— Да, наш епископ Иоганн фон Брунн тоже не сдержал слово. Он предоставил всем евреям в епископстве свободу действий, но ничего не сделал, когда всего год спустя император Сигизмунд потребовал с каждого еврея по гульдену. А вернувшись из похода против гуситов, велел взять вюрцбургских евреев под стражу, чтобы выжать из них шестьдесят тысяч гульденов! — почти выкрикнула она, опустив руки в изнеможении.
Образ молодого дворянина все еще четко стоял перед глазами. Кто это? Где она его встречала? Как он связан с все чаще повторяющимся кошмаром о каменном коридоре? Имел ли он какое-то отношение к голосам за дверью, которые она не могла узнать, как бы ни старалась?
— Откуда ты это знаешь? — озадаченно спросила Жанель.
Марта уставилась на нее, и на лице у нее появился интерес и некоторое недоверие.
— А я думала, что ты потеряла память и даже не помнишь, кто ты.
Элизабет опустила голову и кивнула.
— Да, это так. Сама не знаю, откуда я это взяла, но уверена, что так и было.
С сияющими глазами Жанель взяла ее под руку.
— Это правда! Так и было. Это действительно хороший знак, что ты начала вспоминать. Скоро ты все вспомнишь!
— Да, возможно, — подавленно ответила Элизабет.
Она вовсе не хотела все вспоминать. Как будто там, за дверью, ее поджидал ужас, и голос шептал ей: «Однажды ты еще захочешь вернуться в неведение!»
Внутри города давно ничего не выпекалось, по причине огнеопасности пекарни были перенесены в предместья Хаугер и Занд. Только у пекарни капитула было разрешение в порядке исключения. Девушки купили здесь калач за три пфеннига и две булки.
Как им и было поручено, также они приобрели капусту и лук на овощном рынке, забрали сапоги Эльзы у башмачника, а на Гефнергассе захватили два глиняных кувшина и несколько простых кубков вместо разбитых этой ночью. Жанель не могла удержаться, чтобы не потратить одну из ее немногочисленных монет на булочку с корицей. Она отломила кусок и протянула подруге.
— Спасибо, ты очень добра, но ты не должна тратить на меня достающиеся тебе с таким трудом деньги, — отказалась Элизабет.
Жанель закачала головой так, что ее чепчик сполз.
— Нет, я не должна. Но разве можно их потратить приятнее, чем на сладости, которыми можно поделиться с подругой?
Элизабет на глаза навернулись слезы, когда она взяла выпечку. Жанель откусила кусочек, закрыла глаза и с удовольствием прожевала. Прежде чем откусить второй раз, она бросила взгляд на Марту, которая со скрещенными руками и отрешенным лицом остановилась немного в стороне. Жанель вздохнула, отломила еще кусочек от своей булки и протянула его Марте, но та даже не пошевелилась.
— Оставь себе, — прошипела она. — Мне не нужны твои подачки. Если мне захочется сладкого, у меня самой есть монеты!
Она развернулась и пошла к мясным рядам. Там она купила кости и сало, когда обе девушки ее догнали. Жанель, облизывая липкие пальцы, заметила:
