Кирилл Кириллов - Булат
Он принюхался – ветерок донес до него едва ощутимый запах лепешек и жареного бараньего мяса. Афанасий повернул влево, откуда ничем не пахло, и побрел, думая грустную думу.
Встретившись с Мехметом, он надеялся, что с той поры жизнь его станет легкой и счастливой. Визирь даст ему денег, носилки, может, даже коня или ездового слона, да провожатых две дюжины, да припасов в дорогу. Доставит к побережью, поможет сесть на самый лучший корабль, отплывающий в Ормуз[9] и помашет с пристани белым платочком. А оно, вишь, как вышло… Он снова гонимый и неприкаянный бродяга с несколькими грошами в мошне. Весь путь придется вновь мерить своими ногами.
– Эй, человек! – донеслось до него.
Афанасий оторвался от своих невеселых дум.
Перед ним шагах в десяти расположились в теньке полдюжины стражников. Видимо, засели тут специально, чтоб останавливать подозрительных путников.
– Чего? – спросил Афанасий, не приближаясь.
– Сюда иди! – мерзко растягивая гласные, позвал его один, молодой и нахальный, видать, отпрыск какого-то знатного хорасанца, поставленный командовать довольно сурового вида ветеранами вовсе не за боевые доблести.
– Зачем это?
– Иди, кому говорю! – в голосе командира послышались угрожающие нотки уличного драчуна, чувствующего за собой поддержку стаи оболтусов.
– Скажи, зачем, – уперся Афанасий, делая шаг назад. – Тогда и подойду.
– Ты подойди, тогда и скажу.
– Нет, ты первый.
– Чтоб я, – «я» он произнес особенно выразительно, – перед тобой, оборванцем, ответ держал?.. – командир аж задохнулся от гнева, лицо его пошло красными пятнами.
Другие стражники начали подниматься на ноги, подбирая с земли оружие. Было видно, что особой любви к отроку они не испытывают и им в удовольствие смотреть на его гнев, но должность обязывала.
Не дожидаясь, пока начальник стражи докончит тираду, Афанасий развернулся и побежал.
– Взять его! – взвизгнул за спиной начальник.
За спиной затопали сапоги, забряцали рукояти сабель о медные кольчуги. Застучали, закрываясь, редкие двери и ставни – простой люд не хотел даже смотреть на то, что с случится с Афанасием, не то чтоб помочь ему.
Господи, за что ж ты меня так, взмолился Афанасий, чувствуя, как горячий воздух разрывает уставшие за день легкие. Помоги, не дай пропасть.
Улица полого свернула и неожиданно кончилась. Как река впадающая в озеро, плавно перетекла в небольшую площадь, ту самую, на которой собирали рекрутов. Афанасий с разгону налетел на двух дюжих воинов, которые заламывали руки какому-то бедолаге. Тот визжал, извивался ужом, молил о пощаде и одновременно угрожал. По лицу его катились крупные слезы, мешаясь с кровавыми соплями, текущими из разбитого носа.
Воины оглянулись на растрепанного, запыхавшегося купца. Один вопросительно выгнул тонкую ниточку черной брови, второй, отпустив руку несчастного, потянулся за кинжалом.
– Где у вас тут в солдаты записывают? – хрипло выдохнул Афанасий.
– Да вон, иди в круг, садись, – почти ласково произнес один. – Считай, что стал солдатом великого Хорасана.
Второй глянул на купца сурово, не убирая руки с рукояти кинжала. Бедолага поднял разбитую голову с заплывшим глазом и недоумевающе воззрился на странного человека, самолично сующего голову в петлю. Афанасий кивнул и пошел в круг. Стоящие вокруг солдаты беспрепятственно его пропустили. Вконец обессиленный купец опустился на утоптанную землю, следом грохнулся бедолага, коего солдаты забросили в тот же круг.
На площадь вылетели запыхавшиеся стражники во главе с распалившимся юнцом. Дико вращая глазами, он нашел взглядом Афанасия и кинулся к нему, не обращая ни на кого внимания. Подлетел, схватил за рукав, потянул из круга, занес рукоять сабли, целя в шею.
На его запястье сомкнулись могучие пальцы одного из воинов.
– Как смеешь ты поднимать руку на воина армии великого Мелика-ат-туджара?! – пророкотало над ухом.
– Он не подчинился приказу десятника городской стражи! – взвизгнул юнец.
– Воин не обязан подчиняться сторожу.
– Да как ты… Да мы тебя… – десятник оглянулся на городских стражников, переминающихся с ноги на ногу в безопасном отдалении. Было видно, что они – престарелые, пузатые, не хотят связываться с молодыми статными воинами действующей армии.
– Что вы меня? – вопросительно склонил голову воин, на лице его появилось издевательски ласковое выражение. Еще несколько воинов приблизились, поигрывая булавами и ножнами сабель.
– Ничего, – буркнул юнец, поняв, что ничего ему тут не светит. С трудом вырвал руку из железных пальцев воина и, развернувшись на каблуках, пошел к своим. Те, поняв, что стычки удалось избежать, выдохнули облегченно. То же самое сделал и Афанасий.
Глава четвертая
Солнце пригревало. Птицы щебетали в ветвях, перескакивая с ветки на ветку. Ветерок приятно холодил лицо. Утоптанная множеством людей дорога скатертью ложилась под усталые ноги.
Но Афанасия все это не слишком радовало. Угрюмый и злой, он шагал в длинной колонне рекрутов, отрешившись от окружающего мира, ожидая лишь команды на отдых. Наконец последовала и она. Купец с трудом нашел в себе силы отойти в сторону от дороги и сел на землю, привалившись спиной к тонкому деревцу. Ажурная тень листьев упала на лицо, дав немного прохлады. Вдоль колонны забегали подростки-водоносы, обнося усталых рекрутов выдолбленными тыквами, наполненными тепловатой водой из ближайшего болота. Афанасий принял одну такую, сделал несколько добрых глотков. Его желудок уже давно свыкся и не бунтовал, когда в него попадала местная зараза.
Первоначальный план выйти с колонной из города, а потом тихой сапой затеряться в придорожных кустах провалился с треском. Конвоировавшие новобранцев воины свое дело знали туго. Кулаками и сапогами пресекали малейшие попытки выйти из строя. На ночь же связывали всех в пучки по полдюжины сплетенными из размочаленных лиан веревками. А если кто-то шумел, дергался или просто слишком громко храпел, били, не разбираясь. Оттого новобранцы следили друг за другом не хуже охранников и сами лупили каждого, кто, по их мнению, мог чем-то нарушить покой воинов. Оружия же не давали никому, а у кого были свои ножи и кинжалы – отобрали в первый день похода. Правда, задумчивые буйволы везли следом за отрядом огромные телеги, на которых было уложено что-то длинное. Но груз был хорошо укрыт тканью, потому разобрать, копья это или что другое, решительно не представлялось возможным.
И куда их гнали, тоже было неизвестно. Говорили разное. И что идут они штурмовать стольный город индийского князя Виджаянагар. И будто гонят их прикрывать град Гулбаргу от войск того же самого князя. Поговаривали даже, что двигаются они на поиски заповедного града Ханумана – обезьянского бога. То ли помощи у него просить, то ли поработить и заставить воевать супротив индусов.
