Анатолий Ковалев - Потерявшая имя
Когда Илларион забрался наверх, ему разом стало все понятно. Веревка была привязана к дереву, стоявшему возле деревянной одинокой лачуги, которой побрезговал даже пожар. Гнилой домишко, казалось, вот-вот развалится под порывами ветра. Скрип чердачной двери походил на стоны умирающего старика, измученного подагрой. В единственном окне, выходящем на реку, света не было. Парень обошел вокруг дома, но из остальных окон тоже слепо смотрела тьма. Метель разбушевалась уже не на шутку, и пускаться в обратный путь было не слишком заманчиво. Илларион думал недолго. Увидев приставленную к лачуге лестницу, бесшумно залез на чердак. Там, прижавшись к печной трубе, сразу почувствовал тепло и понял — в доме люди, наверняка — это старая ведьма и пан ростовщик… «Теперь не уйдут!» — подумал он и с этой победной мыслью уснул.
В маленьком чердачном окошке медленно, неохотно рассвело. За ним виднелась замерзшая река, покрытая высокими сугробами, оставленными вчерашней метелью. Мороз упал, и в сером хмуром небе простуженно откашливались вороны, но разбудили крепко уставшего слугу не они, а человеческие голоса, донесшиеся снизу по печной трубе. Услышав их, Илларион резко вскочил, спросонья не сообразив, где он, ударился макушкой о низкий скос крыши, охнул и тут же осекся, прислушиваясь.
Он сразу узнал неприятный, хрипловатый голос старухи и порадовался своей проницательности. Другой, незнакомый голос, принадлежал мужчине, в нем отчетливо слышался легкий акцент. «Попался, голубчик! От меня, брат, не уйдешь!» — Илларион сладко потянулся, расправляя задеревеневшие конечности, и его заросшее лицо посетила редкая гостья — довольная улыбка.
Пан Летуновский каждый день ждал ареста. Кому есть дело, сотрудничал он с французами или нет, горько рассуждал опытный ростовщик. Достаточно ведь просто донести, что в доме таком-то проживает поляк… Губернатор Ростопчин не пожалел собственного повара-бельгийца, прилюдно его высек, отправил в одной рубахе в Сибирь! А вот еще чище: взял и посадил давно живших в Москве французов — артистов, книгопродавцев и прочих — на барку и пустил в открытое плавание, без денег и всякого продовольствия. За то лишь, что французы… Других иностранцев губернатор тоже не жаловал, и разве ему докажешь, что Казимир Летуновский, честный ростовщик, уберегший большую часть чужого добра и от пожара, и от пресловутых французов, жил при Наполеоне скромной жизнью простого обывателя. Что ему до французов? Какой он им пособник? Он уже двадцать лет в России и в силу своей профессии безошибочно оценил неисчерпаемые богатства этой страны и беспредельную щедрость ее граждан. Чистое золото высшей пробы — он не сменяет его на заграничную побрякушку! Взять хоть тех же французов на барке! Не пропали, не погибли в этой «дикой» стране, а проплыли благополучно аж до Нижнего Новгорода, и везде их радушно встречали, кормили несчастных, давали денег и припасов в дорогу. Где еще такое возможно? Нет, пан Летуновский никогда не уедет из этой страны и не обманет оказанного ему доверия!
Старухе Аскольдовне было поручено ждать возвращения трех важных клиентов, оставивших Летуновскому на хранение крупные суммы денег. Среди них числился и граф Денис Иванович Мещерский. Прочим закладчикам покамест приходилось отказывать и врать, но ростовщик надеялся, что в более тихие времена разберется и с ними. Он ждал только троих и потому, когда Аскольдовна доложила ему о приезжавшем князе Белозерском, ростовщик пропустил новость мимо ушей. Этого носатого пустопляса он когда-то изучил вдоль и поперек и не думал, что за то время, которое миновало со дня их последней встречи, в князе появилось что-то новое, достойное дальнейшего изучения. Одно время Казимир даже думал, что того на свете нет — убит в пьяной драке, погиб на дуэли, а то и просто сдох под забором. Очень даже просто при таком отношении к деньгам… Но год назад постаревший вертопрах явился из небытия с очень странным вопросом, не оставляла ли покойная его супруга денег на хранение? Казимир и в глаза-то не видел супруги Белозерского, но доказывать это князю было очень неприятно. Что ему нужно теперь? Или принес какой-то пустяк в заклад (все ценное-то давно — ау!), или снова выдумал какой-то вздор.
Если бы не Мещерские, ростовщик, пожалуй, все-таки исчез бы на время из Москвы, однако к этому долгу он относился не по-ростовщически щепетильно. Графа Казимир знал много лет и очень уважал, не раз бывал у него в доме по-свойски, и семья графа никогда им не брезговала. Даже принимала подарки, которые он делал их дочке на именины. Мысль о том, что Денис Иванович может подумать о нем скверное, мол, поляк обманул и под шумок драпанул на родину с его деньгами, не давала ему покоя. Казимир не сомневался, что Мещерские зимуют в одной из своих деревень, и очень рассчитывал на то, что граф должен беспокоиться о деньгах, оставленных в сгоревшем городе, и явиться как можно скорее. Только скорее бы! В Москве жутко, уж больно «коловратные» времена, как ворчит Аскольдовна. Видит Бог, он висит на волоске, ведь если его арестуют, обвинив в измене, могут все конфисковать, как уже сделали с некоторыми русскими купцами. И вот чем окончится его маленький ростовщический и вместе с тем человеческий подвиг… Разорение, тюрьма, позор… Новый начальник, господин Бенкендорф, не щадит изменников. Одно отрадно — говорят, он ведет справедливое следствие, неподкупен и не так безумно скор на расправу, как Ростопчин. Всех будут судить по закону. Отрадно верить, но… Слишком хорошо зная жизнь, в справедливость верить нельзя!
С этими тяжелыми мыслями Казимир просыпался и засыпал, с ними застал его и визит непрошеных гостей. От стука в дверь сердце ростовщика упало куда-то в желудок, в глазах потемнело. «Вот оно! Нашли меня! Донесли… Конец!» Придя в себя, он опасливо выглянул в окно. Во дворе стояли расписные сани, а в дверь стучал незнакомец в изношенном тулупе, высокий ростом, широкий в плечах. Не похоже, чтобы от нового коменданта, тот бы прислал военных. Ростовщик слегка осмелел.
— Что вам угодно? — спросил он через дверь, стараясь придать уверенное звучание дрогнувшему голосу.
— От графа Мещерского, — сказал незнакомец. — Откройте!
— А что же Денис Иванович сами не приехали? — поинтересовался ростовщик, вовсе не торопясь исполнять приказ.
— Барин больны-с… Велели письмо передать…
Никогда он не видел у графа таких базарно расписанных саней, да и люди Дениса Ивановича всегда были одеты безукоризненно, в обносках не ходили. Однако война и не такие фокусы показывает!
Казимир отпер дверь, но едва она приоткрылась, как незнакомец схватил его за грудки, поднял над землей и буквально внес в комнату.
