Алла Бегунова - Звенья разорванной цепи
Открыв книгу на данной странице, Анастасия передала ее Шаболдину. Он взглянул на закорючки, точки, палочки, тире, волнистые линии, из которых состояла арабская каллиграфия, с интересом. Но узнаваемыми для европейца оставались лишь цифры.
— Чертова грамота, — усмехнулся подполковник.
— Нет, изучить ее можно, — ответила княгиня.
— И какой вывод?
— Очень простой. Переход «джамаата» от мирных молитв в мечети к поголовному истреблению неверных происходит слишком быстро и порой совершенно необъяснимо для нас. К этому надо быть готовым…
Потом они обсудили ближайшую задачу. Четыре фелюги, принадлежавшие местным рыбакам-татарам Инаету, Исляму, Максуду и Джанибеку, следовало вывести из строя на летние месяцы, пока османская эскадра с десантом на борту и оружием для повстанцев имеет шанс выйти в море и легко добраться до крымских берегов. Можно как бы случайно, по ошибке открыть по ним стрельбу из орудий крепостной батареи при возвращении в порт с уловом. Можно ночью на стоянке у причала пропилить в лодках дно. Можно применить репрессии к самим рыбакам, объявив их выход в море, скажем, по вечерам незаконным…
После встреч с Энвером, Абдулла-беем, Рабие и подполковником Шаболдиным курская дворянка намеревалась поехать дальше на северо-запад полуострова, в селение Курулу-Кыпчак, местожительство карачи (князя, крупного землевладельца — А. Б.) Адиль-бея из старинного рода Кыпчак. Он тоже поддерживал русских в 1782 и 1783 год, а в 1787-м, во время путешествия императрицы в Крым, продал Потемкину двести упряжных лошадей и более тысячи верховых. Кроме того, крымчанин командовал тремя сотнями своих воинов в конном татарском полку, сопровождавшем Екатерину Алексеевну от Перекопа до Бахчисарая, и в награду получил из рук царицы бриллиантовый перстень с ее вензелем.
Карачи Адиль-бей, в отличие от бывшего каймаками, иностранными языками не владел, в философии, литературе и истории не разбирался, читал и писал с трудом. Зато считал он виртуозно. Потому весьма прибыльно вел дела, торгуя с российскими купцами знаменитой крымской пшеницей, поваренной солью, кожей и опять-таки лошадьми, табуны которых в его обширных владениях не поддавались счету. Аржанову он давно знал и обычно принимал радушно.
Однако, расстелив на полу своей комнаты в «Сулу-хане» большую, метр на полметра, карту полуострова, Аржанова задумалась. Степные ковыльные равнины, сплошь закрашенные на карте желтым карандашом, тянулись от Евпатории на север, к перешейку, соединявшему Крым с европейским континентом. Черные квадратики, обозначавшие поселения, и красные нити грунтовых дорог, попадались здесь редко. Рек не было вообще. Лишь коротконогие и густогривые лошадки Адиль-бея могли чувствовать себя хорошо на этих обезвоженных пространствах. А турецкому десанту нечего делать в пустыне с выжженной травой, где летом жара достигает примерно тридцати пяти градусов.
Следовательно, и визит в Курулу-Кыпчак вовсе необязателен. Тем более что карачи привык к щедрым подаркам. Особенно он любил русские драгоценные меха — шкурки горностая и соболя. Теперь же Флора их не получила. В секретной канцелярии Ее Величества решили: хватит баловать крымских беев и мурз! Присягу на верность самодержице Всероссийской они подписали и ныне являются такими же ее подданными, как и прочие племена и народы, огромную Империю населяющие.
Как бы то ни было, но Курулу-Кыпчак и его владелец Адиль-бей со своими родственниками-степняками находился на отшибе в бывшем Крымском ханстве и большого влияния на жизнь крымско-татарского государства давно не оказывал. Подлинные творцы его внешней и внутренней политики, естественно, жили в столице, и одним из них являлся Али-Мехмет-мурза из рода Яшлав. Престарелый мурахас, или член ханского совета — Дивана — при Шахин-Гирее исполнял обязанности министра иностранных дел и твердо выступал за сближение с Россией.
Он трижды посещал Санкт-Петербург, встречался с Екатериной Второй и произвел на нее наилучшее впечатление. «С такими умными и дальновидными людьми мы будем вести переговоры!» — сказала великая царица.
Весной 1782 года турки организовали на полуострове антиправительственный мятеж. Прежде всего они хотели уничтожить представителей «русской партии» среди крымско-татарской знати. Государыня приказала своей разведке защитить их. Аржанова вывезла Али-Мехмет-мурзу и его многочисленное семейство в крепость Чуфут-Кале по соседству с Бахчисараем. Атаки мятежников на горную цитадель успехом не увенчались, разведывательно-диверсионная группа Флоры их отбила. Так Анастасия спасла не только жизнь Али-Мехмет-мурзы, четырех его жен, девяти наложниц и самого младшего его сына, Бекира, но и имущество татарского вельможи (в бейлик рода Яшлав входила и Чуфут-Кале) от разграбления наемниками турок чеченцами.
Неужели мурахас забыл об этом?
По карте курская дворянка измерила расстояние от Евпатории до Бахчисарая. Пожалуй, двух дней им хватит, чтоб его преодолеть. Анастасия проложила маршрут от Земляных ворот крепости мимо соляного озера Сасык и городка Саки, мимо деревень Камышлы, Контуган, Дорт-куль, Отели-Эли (совр. населенные пункты Ивановка, Тепловка, Раздолье и Кочергино — А. Б.). Далее начинались земли рода Яшлав, и Анастасия пребывала в уверенности, что там ее кавалерийский отряд встретят подобающим образом, по всем правилам восточного гостеприимства.
Перед отъездом Аржанова, одетая в пехотный офицерский мундир, вечером прошлась по берегу моря. Ее сопровождали Чернозуб, Прокофьев и Ермилов. Они осматривали окрестности и рассуждали о том, насколько удобны эти места для высадки вражеского десанта и обороны от него.
Их ботфорты увязали в желтовато-сером песке. Справа поднималась южная стена крепости, самая длинная и самая прямая во всем фортификационном сооружении. Слева расстилалась водная гладь, освещенная закатным солнцем. Море тихо накатывало на пологий берег одну за другой мелкие волны. Над ними кружились чайки, иногда испуская пронзительные крики.
Впереди уже показалась башня над «Искеле-Капусу», или Воротами Пристани. Метров за двадцать до них кромка воды подходила к стене совсем близко и потому здесь располагался Балык-базар, или Рыбный базар. Рыбаки пригоняли сюда ялики и лодки после утреннего и вечернего лова. Они продавали свою добычу, разложив ее на парусиновых полотнищах, расстеленных на песке. Рыба еще шевелила хвостом и плавниками, открывала рот, иногда пыталась подпрыгнуть и вернуться в родную стихию. Чаще всего тут попадалась кефаль, султанка, скумбрия, ставрида. Но встречались и крупные породы. Например, осетры, ценившиеся гораздо выше черноморской мелочи.
