Александр Дюма - Три мушкетера
— Я это знал! Я догадался, но, увы, минутой позже, чем следовало! О, я несчастный! Несчастный!..
Фельтон не оказал ни малейшего сопротивления. Лорд Винтер передал его в руки стражи, которая, в ожидании дальнейших распоряжений, отвела его на небольшую террасу, выходившую на море, а сам поспешил в кабинет Бекингэма.
На крик герцога, на зов Патрика человек, с которым Фельтон встретился в вестибюле, вбежал в кабинет.
Герцог лежал на диване и рукой судорожно зажимал рану.
— Ла Порт… — произнес герцог угасающим голосом, — Ла Порт, ты от нее?
— Да, ваша светлость, — ответил верный слуга Анны Австрийской, — но, кажется, я опоздал…
— Тише, Ла Порт, вас могут услышать… Патрик, не впускайте никого… Ах, я так и не узнаю, что она велела мне передать! Боже мой, я умираю!
И герцог лишился чувств.
Между тем лорд Винтер, посланцы Ла-Рошели, начальники экспедиционных войск и офицеры свиты Бекингэма толпой вошли в комнату; повсюду раздавались крики отчаяния. Печальная новость, наполнившая дворец стенаниями и горестными воплями, вскоре перекинулась за его пределы и разнеслась по городу.
Пушечный выстрел возвестил, что произошло нечто важное и неожиданное.
Лорд Винтер рвал на себе волосы.
— Минутой позже! — восклицал он. — Одной минутой! О, боже, боже, какое несчастье!
Действительно, в семь часов утра ему доложили, что у одного из окон замка висит веревочная лестница. Он тотчас бросился в комнату миледи и увидел, что комната пуста, окно открыто, прутья решетки перепилены; он вспомнил словесное предостережение д'Артаньяна, переданное через его гонца, затрепетал от страха за герцога, бегом кинулся в конюшню и, не дожидаясь, пока ему оседлают коня, вскочил на первого попавшегося, во весь опор примчался в адмиралтейство, спрыгнул во дворе наземь, взбежал по лестнице и, как мы уже говорили, столкнулся на верхней ступеньке с Фельтоном.
Однако герцог был еще жив: он пришел в чувство, открыл глаза, и в сердца всех окружающих вселилась надежда.
— Господа, — сказал он, — оставьте меня одного с Ла Портом и Патриком… А, это вы, Винтер! Вы сегодня утром прислали ко мне какого-то странного безумца. Посмотрите, что он со мной сделал!
— О милорд, — вскричал барон, — я навсегда останусь неутешным!
— И будешь неправ, милый Винтер, — возразил Бекингэм, протягивая ему руку. — Я не знаю ни одного человека, который заслуживал бы того, чтобы другой человек оплакивал его всю свою жизнь… Но оставь нас, прошу тебя.
Барон, рыдая, вышел.
В комнате остались только раненый герцог, Ла Порт и Патрик.
Приближенные герцога искали врача и не могли найти его.
— Вы будете жить, милорд, вы будете жить! — твердил, стоя на коленях перед диваном, верный слуга Анны Австрийской.
— Что она мне пишет? — слабым голосом спросил Бекингэм; истекая кровью, он пересиливал жестокую боль, чтобы говорить о той, кого любил.
— Что она мне пишет? Прочитай мне ее письмо.
— Как можно, милорд! — испугался Ла Порт.
— Повинуйся, Ла Порт. Разве ты не видишь, что мне нельзя терять время?
Ла Порт сломал печать и поднес пергамент к глазам герцога, но Бекингэм тщетно пытался разобрать написанное.
— Читай же… — приказал он, — читай, я уже не вижу. Читай! Ведь скоро я, быть может, перестану слышать и умру, так и не узнав, что она мне написала…
Ла Порт не стал больше возражать и прочитал:
«Милорд!
Заклинаю вас всем, что я выстрадала из-за вас и ради вас с тех пор, как я вас знаю, — если вам дорог мой покой, прекратите ваши обширные вооружения против Франции и положите конец войне. Ведь даже вслух все говорят о том, что религия — только видимая ее причина, а втихомолку утверждают, что истинная причина — ваша любовь ко мне. Эта война может принести не только великие бедствия Франции и Англии, но и несчастья вам, милорд, что сделает меня неутешной.
Берегите свою жизнь, которой угрожает опасность и которая станет для меня драгоценной с той минуты, когда я не буду вынуждена видеть в вас врага.
Благосклонная к вам
Анна».
Бекингэм собрал остаток сил, чтобы выслушать все до конца. Затем, когда письмо было прочитано, он спросил с оттенком горького разочарования в голосе:
— Неужели вам нечего передать мне на словах, Ла Порт?
— Да, как же, ваша светлость! Королева поручила мне сказать вам, чтобы вы были осторожны: ее предупредили, что вас хотят убить.
— И это все? Все? — нетерпеливо спрашивал Бекингэм.
— Она еще поручила мне сказать вам, что по-прежнему вас любит.
— Ах!.. Слава богу! — воскликнул Бекингэм. — Значит, моя смерть не будет для нее безразлична!
Ла Порт залился слезами.
— Патрик, — сказал герцог, — принесите мне ларец, в котором лежали алмазные подвески.
Патрик принес его, и Ла Порт узнал ларец, принадлежавший королеве.
— А теперь белый атласный мешочек, на котором вышит жемчугом ее вензель.
Патрик исполнил и это приказание.
— Возьмите, Ла Порт, — сказал Бекингэм. — Вот единственные знаки ее расположения, которые я получил от нее: этот ларец и эти два письма. Отдайте их ее величеству и как последнюю память обо мне… — он взглядом поискал вокруг себя какую-нибудь драгоценность, — присоедините к ним…
Он снова стал искать что-то взглядом, по его затуманенные близкой смертью глаза различили только нож, который выпал из рук Фельтона и еще дымился алой кровью, расплывшейся по лезвию.
— …присоедините этот нож, — договорил герцог, сжимая руку Ла Порта.
Он смог еще положить мешочек на дно ларца и опустить туда нож, знаком показывая Ла Порту, что не может больше говорить.
Потом, забившись в предсмертной судороге, которую на этот раз он был уже не в силах побороть, скатился с дивана на паркет.
Патрик громко закричал.
Бекингэм хотел в последний раз улыбнуться, но смерть остановила его мысль, и она запечатлелась на его челе как последний поцелуй любви.
В эту минуту явился взволнованный врач герцога; он был уже на борту адмиральского судна, и пришлось послать за ним туда.
Врач подошел к герцогу, взял его руку, подержал ее в своей и опустил.
— Все бесполезно, — сказал он, — герцог умер.
— Умер, умер! — закричал Патрик.
На его крик вся толпа хлынула в комнату, и повсюду воцарилось отчаяние, горестное изумление и растерянность.
Как только лорд Винтер увидел, что Бекингэм испустил дух, он кинулся к Фельтону, которого солдаты по-прежнему стерегли на террасе дворца.
