Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 1
— Что вы хотите сказать?
— О боже мой, я говорю, что некоторые слегка легкомысленные головы могут закружиться от счастья и богатства.
— Вот, ваше величество, вы сказали именно то, что я думал. Мне кажется, что принцесса немного легкомысленна.
— Не следует преувеличивать, Филипп. Она остроумна, и в ней есть известная доля кокетства, что очень естественно в молодой женщине. Но, сын мой, когда дело касается высокопоставленных особ, этот недостаток приносит пользу двору. Слегка кокетливая принцесса всегда окружена блестящим двором. Одна ее улыбка рождает роскошь, остроумие и даже мужество: дворяне лучше сражаются за принца, жена которого хороша собой.
— Покорно вас благодарю, — недовольным тоном ответил Филипп. — Право, матушка, вы рисуете мне тревожные картины.
— В каком отношении? — с притворной наивностью спросила королева.
— Вы хорошо знаете, — печально сказал Филипп, — вы отлично знаете, как мне не хотелось жениться.
— О, на этот раз вы меня пугаете! Значит, у вас есть серьезные основания быть недовольным принцессой?
— Серьезные — я этого не говорю.
— Тогда зачем же это мрачное лицо! Если вы покажетесь с таким лицом, берегитесь: вас примут за очень несчастного мужа.
— И в самом деле, — согласился Филипп, — я совсем не счастливый муж, и я хочу, чтобы это видели.
— Филипп, Филипп!
— Право, ваше величество, скажу вам откровенно: я не такой жизни ждал, какую мне устраивают.
— Объяснитесь.
— Моя жена никогда не бывает со мной. Она постоянно ускользает от меня. Утром — визиты, переписка, туалеты; вечером — балы, концерты.
— Филипп, вы ревнуете!
— Я? Упаси меня бог! Пусть другие играют глупую роль ревнивого мужа; но я раздосадован.
— Филипп, вы упрекаете свою жену за очень невинные вещи, и до тех пор, пока у вас не будет чего-нибудь более серьезного…
— Выслушайте меня! Женщина, хоть и невиновная, может внушать беспокойство мужу. Некоторые посещения, некоторые предпочтения способны довести бог знает до чего самого неревнивого мужа…
— Наконец-то! Посещения, предпочтения — прекрасно! Уже целый час мы говорим обиняками, и только теперь вы заговорили по-настоящему.
— Ну да.
— Это серьезнее. Но разве принцесса виновата перед вами в подобных вещах?
— Вот именно.
— Как! На пятый день после свадьбы ваша жена предпочитает вам кого-то, посещает кого-то? Берегитесь, Филипп, вы преувеличиваете ее вину; кто ищет во что бы то ни стало доказательств, ничего не может доказать.
Испуганный серьезным тоном матери, принц хотел ответить, но смог только невнятно пробормотать несколько слов.
— Ну вот, вы отступаете? — сказала Анна Австрийская. — Тем лучше! Вы признаете ошибочность своих обвинений.
— Нет, нет, — вскричал Филипп, — я не отступаю, и я докажу свои слова. Я сказал «предпочтения», не так ли? Так слушайте…
Анна Австрийская приготовилась слушать с тем удовольствием кумушки, которое всегда испытывает даже самая лучшая женщина, даже лучшая мать, будь она самой королевой, когда ее посвящают в мелкие супружеские ссоры.
— Итак, — продолжал Филипп, — скажите мне одну вещь.
— Какую?
— Почему моя жена сохранила английских придворных? Скажите!
И Филипп скрестил руки, глядя на мать, в уверенности, что королева не найдет ответа на этот вопрос.
— Но, — ответила Анна Австрийская, — дело очень просто: потому, что англичане ее соотечественники; потому, что они истратили много денег на проводы ее во Францию; потому, что было бы невежливо и даже недипломатично внезапно отослать обратно представителей знатных семей, которые не побоялись никаких жертв, чтобы доказать свою преданность.
— О матушка! Нечего сказать, большая жертва приехать со своей дрянной родины в нашу прекрасную страну, где на одно экю можно купить больше вещей, чем там на четыре! Большая преданность проехать сто лье, провожая женщину, в которую влюблены!
— Влюблены? Филипп, подумайте, что вы говорите!
— Я знаю, что говорю!
— Но кто же влюблен в принцессу?
— Красавец герцог Бекингэм… Неужели вы и его собираетесь защищать?
Анна Австрийская покраснела и улыбнулась. Это имя воскресило в ней столько сладких и в то же время печальных воспоминаний.
— Герцог Бекингэм? — прошептала она.
— Да, один из салонных любимчиков, как говаривал мой дед, Генрих Четвертый.
— Бекингэмы преданны и отважны, — решительно сказала королева.
— Ну вот, теперь моя мать защищает друга сердца моей жены! — простонал изнеженный Филипп в порыве отчаяния, потрясшем его до слез.
— Сын мой, сын мой! — прервала его Анна Австрийская. — Это выражение недостойно вас. У вашей жены нет друга сердца, а если бы такой и явился, им не будет герцог Бекингэм. Мужчины из его рода, повторяю вам, честны и скромны; они свято чтут законы гостеприимства.
— Ах, матушка! — вскричал Филипп. — Бекингэм — англичанин, а разве англичане оберегают достояние французских принцев и королей?
Анна опять покраснела и отвернулась, словно для того, чтобы вынуть перо из чернильницы, на самом же деле желая скрыть от сына свой румянец.
— Право, Филипп, — поморщилась она, — вы употребляете выражения, которые смущают меня. Ваш гнев ослепляет вас, а меня пугает. Ну подумайте, рассудите…
— Мне нечего рассуждать, матушка, я вижу.
— Что же вы видите?
— Я вижу, что герцог Бекингэм не отходит от моей жены. Он осмеливается подносить ей подарки, и она решается их принимать. Вчера она заговорила о фиалковом саше. Наши парфюмеры — вы это знаете, матушка, так как сами безуспешно требовали от них сухих духов, — наши французские парфюмеры не могли добиться этого аромата. А у герцога было с собой фиалковое саше. Значит, это он подарил моей жене саше.
— Сын мой, — сказала Анна Австрийская, — вы строите пирамиды на остриях иголок. Берегитесь. Что тут дурного, спрашиваю я вас, если человек даст своей соотечественнице рецепт новых духов? Ваши странные понятия, клянусь вам, вызывают во мне тяжелые воспоминания о вашем отце, который часто причинял мне страдания своей несправедливостью.
— Отец герцога Бекингэма, наверное, был сдержаннее и почтительнее сына, — усмехнулся Филипп, не замечая, что он грубо оскорбляет чувства матери.
Королева побледнела и прижала к груди судорожно сжатую руку. Но она быстро овладела собой и спросила:
— Одним словом, вы пришли сюда с каким-нибудь намерением?
— Конечно.
— Так говорите.
— Я пришел сюда, матушка, с намерением пожаловаться вам и предупредить вас, что я не потерплю такого поведения со стороны герцога Бекингэма.
