Адольф Мютцельбург - Невеста с миллионами
Бут мгновенно понял собеседника и заговорщицки подмигнул ему в ответ.
— Я уступаю Петтоу эту девицу, — начал он. — Ральф дельный, энергичный малый, способный оказать нам огромные услуги именно благодаря тому, что остался в войсках янки. А вот Ричарду Эверетту ни за что бы не уступил. Тот был слишком зауряден. Хотелось бы знать, кому так досадил этот бедняга, что получил пулю в лоб!
— Если как следует пораскинуть мозгами, не так трудно догадаться! — ответил Стонтон с некоторым злорадством.
Нахмурившись, Бут исподтишка пристально посмотрел на него.
— Неужели?.. — спросил он. — Что ж, все может быть! Впрочем, нам какое дело? Кстати, если Ральфу удастся его план и он захочет жениться на богатой девушке, то попадет в затруднительное положение. Разве тебе не известно, что от него без ума миссис Джорджиана Блэкбелл?
— Кажется, она замужем за богатым коммерсантом, там, у вас на Севере? — задал вопрос Стонтон. — Хотя я ничего не знаю об амурных делах Ральфа.
Пол Говард прислушался к разговору: вероятно, любил рассказы на эту тему. Он предложил Буту сигару.
— Прекрасный табак, Говард, — заметил тот. — Уж, верно, не с отцовских плантаций?
— Но по крайней мере из запасов моего старика! — засмеялся ополченец.
— А я уж было подумал, что здесь не осталось почти ничего стоящего, — сказал Бут. — Так вот, Блэкбелл действительно богатый коммерсант в Нью-Йорке. Когда ему стукнуло пятьдесят лет, его пленила красавица дочь одного английского баронета. Отец ее был беден как церковная мышь, и Блэкбелл купил ее у старика англичанина, то есть взял в жены. Миссис Джорджиана восхитительное существо: она просто создана для любви. Старина Блэкбелл вдобавок ко всем своим болезням заработал еще подагру и весьма подозрительный кашель, который за год-два мог свести его в могилу. Поэтому никто из нас, здравомыслящих людей, не сомневался, что миссис Блэкбелл где-то нашла себе утешителя, однако никому не удавалось ничего выведать, пока я совершенно случайно и вовсе не от Ральфа узнал, что удачливым любовником миссис Джорджианы является именно он. Вам известно, как я отношусь к бабам. Мне захотелось воспользоваться своим открытием и извлечь из него выгоду для самого себя. Да и как было упустить такую возможность — ведь я уже сказал, что она чудо как хороша, ростом почти с меня, гордая, словно Юнона, с великолепными белокурыми волосами и темными глазами, которые так и пылают страстью… Короче говоря, однажды мне удалось остаться с ней наедине. Я бросился к ее ногам, я изливался ей в пламенной любви (вы знаете — в таких делах я кое-что понимаю!). Я пустил в ход все свое искусство! И что вы думаете! Она подняла меня на смех! Хвастаться не в моих правилах — так вот, она высмеяла меня! Наконец я решил прибегнуть к последнему средству — сказал, что знаю о ее связи с Ральфом. «Надеюсь, не от мистера Петтоу?» — спросила она. Если дело касается моих друзей, лгать я не могу, а то заморочил бы голову любой бабе всякой чепухой. Я признался честно, что нет, узнал об этом не от Ральфа, а благодаря случаю, однако то, что удалось Ральфу, надеюсь, удастся и мне, тем более что я безумно ее люблю и все такое прочее — ну, вы знаете! На это она ответила мне примерно так: «Отец продал меня мистеру Блэкбеллу, и я согласилась отдать ему свое тело, чтобы ценой собственной чести спасти моего отца и доброе имя нашего дома. Но свою душу я не продавала, и она принадлежит Ральфу Петтоу, точно так же, надеюсь, его душа, все его существо, вся его любовь принадлежат мне. Мы любим друг друга, и этим все сказано, а после смерти мистера Блэкбелла — человека, который всегда был для меня таким же чужим, какими являются состоятельные мужчины несчастным девушкам с нью-йоркских улиц, — я стану женой мистера Петтоу. Ральф поклялся мне в этом, и я не сомневаюсь в его словах, потому что люблю его. Выдайте меня, если хотите. Этим вы добьетесь только того, что я быстрее покину мистера Блэкбелла и свяжу свою судьбу с мистером Петтоу». Сознаюсь, что при этих словах я впервые почувствовал себя перед женщиной провинившимся школьником.
— Что ни говори, а Ральф счастливчик! — воскликнул Стонтон с завистью. — Если упустит одну, останется другая.
— А вы опасный человек, Бут, — вставил слово Говард. — Не хотел бы я иметь такого соперника или друга дома — в средствах вы не разборчивы.
— Что касается женщин — ты прав! — согласился Бут. — Если вижу, что девушка в меня влюбилась, какую самую большую любезность я в силах оказать ей? Конечно, сделать ее счастливой! И чем меньше связываешь себя в выборе средств, тем больше это обычно импонирует женщинам. Впоследствии они благодарны нам, мужчинам, за любую попытку помочь им как можно быстрее избавиться от напускной недоступности.
Внимание этой троицы приковал на некоторое время небольшой отряд, с музыкой пересекавший площадь.
— А вообще-то ты собираешься остаться здесь, Бут? — спросил Стонтон. — У тебя есть контракт?
— Разумеется, я мог бы сделать это, если бы захотел, — высокомерно ответил актер. — Но вчера я беседовал с Джефферсоном Дэвисом, и он считает, что мне лучше отправиться на Север. Там я сумею принести больше пользы нашему делу. Никому не придет в голову заподозрить в актере заговорщика — политического агента. Но больше, дружище, я ничего тебе не скажу. Говорить о подобных делах я не вправе.
— Конечно! — согласился Стонтон. — И Ральф уверял, что тебе удастся проскользнуть без помех. Если окажешься в Нью-Йорке, приглядись к одной красотке — эта девица живет вместе с Бюхтингами. Она там что-то вроде компаньонки при мисс Элизе… Чертовски соблазнительная квартеронка… зовут ее Жанетта Коризон.
— Огромное спасибо! — снисходительно улыбнулся Бут. — Но беда в том, что я не выношу полукровок.
— Говорю тебе, это благородная штучка! Ральф запросто введет тебя в дом Бюхтингов. Стоит тебе только увидеть ее…
Возглас Бута прервал его на полуслове:
— Клянусь всеми богами, какие есть, это замечательно! — И дикая, почти демоническая радость осветила его лицо. — Это опять она!
— Кто, кто это? — поспешно спросил Говард. — Эта девушка за буфетной стойкой?
Бут ответил не сразу. Он поглядел в сторону буфета, опустошил свой стакан и сказал:
— Так, ничего особенного, просто счастливый случай! В феврале я побывал здесь инкогнито. У меня были дела кое с кем из тех людей, которые возглавляли наше движение. Я вел довольно скучную жизнь и терпел это только ради общих интересов. Остановился я в небольшом пансионе в Роккетсе. Там жили немецкие переселенцы, и среди них я заметил эту девушку, ту самую, что за стойкой, поэтому нет нужды подробно ее описывать. Мне показалось, что она для них посторонняя, держалась она лучше, интеллигентнее, и во всем ее существе было нечто такое, что свидетельствовало о ее принадлежности к иному кругу. Она была очень красива, прекрасно сложена, на вид ей было восемнадцать-девятнадцать лет, но больше всего меня в ней заинтересовала мрачная решимость, не покидавшая ее лица. Со своими спутниками она почти не разговаривала, держалась больше особняком. Вероятно, к переселенцам ее привели особые причины. Я начал присматриваться и прислушиваться, как заправский шпион, и вскоре выяснил, что переселенцы кого-то ждут, чтобы затем направиться в глубь страны, и что девушка тоже немка, но не связана ни с кем из Них родственными узами. Я узнал также, где она живет — в небольшой мансарде, этажом выше меня. Решив воспользоваться случаем и ковать железо, пока горячо, я поднялся вечером, когда все вокруг, казалось, погрузилось в сон, в таинственную мансарду. Как-то я услышал, что одного из немцев называли Ветцелем, поэтому, трижды постучав в дверь, на вопрос, кто стучит, произнес это имя. Она тотчас открыла и при виде меня, естественно, отшатнулась. Но я уже вошел. При первом же торопливом разговоре, когда она попыталась узнать, кто я и что меня к ней привело, я обнаружил, что незнакомка превосходно говорит по-английски. Это открытие обрадовало меня, и я решил, что дело мое наполовину сделано, ибо объясниться с ней по-немецки не сумел бы. Я признался девушке, что ее красота покорила меня, но прежде всего меня тронуло страдание, написанное на ее лице, и что к ней меня привело единственное, вполне естественное желание: узнать, что ее гнетет и не могу ли я помочь ей. Я заметил, что сперва она оставалась холодной и не выставила меня из комнаты только из опасения разбудить соседей. Но постепенно она, казалось, начала слушать меня внимательнее. Тогда я приложил все усилия, чтобы убедить ее, что хотя и безумно ее люблю, но стараюсь не для себя, а для ее лишь собственного блага. Я видел, что передо мной не дитя, а настоящий характер, что она борется сама с собой. Но какая женщина устоит перед заверениями в страстной любви и в бескорыстии, особенно если она очутилась в таком положении, когда ей требуется помощь! Мало-помалу она стала отвечать мне. Я узнал, что она родом из Германии, из хорошей семьи. Назвать мне причины, заставившие ее покинуть родину, она отказалась. Ее земляки, к которым она присоединилась, держат путь далеко на Запад, в Нью-Мексико. Сама она никак не могла решить, оставаться ли с ними или начать жить самостоятельно в более обжитой, более цивилизованной восточной части страны. Однако ее страшит перспектива оказаться в этой огромной стране без какой бы то ни было помощи, защиты и поддержки.
