Энтони Хоуп - Приятель фаворитки
– Простите, ваше высочество, право, я… – начал было я.
– Ничего не хочу слышать, – настаивал он, а затем вдруг прибавил другим, серьезным, тоном: – я сам за свободу королевства и за реформатскую церковь. Разве же мы не друзья после этого?
– Ваше высочество делает мне слишком большую честь.
– Да разве уж я – такой плохой друг? Разве не стоит иметь другом старшего сына короля?
Герцог выпрямился с достоинством и грацией, которые ему необыкновенно шли. С какой нежностью я всегда вспоминаю этого милого юношу, которого так любили многие, не двинувшие бы пальцем для его отца или герцога Йоркского. Но в эту минуту мне было на него страшно досадно: я увидел мисс Барбару, проходившую под руку с лордом Кэрфордом. По-видимому, они успели помириться и очень мирно беседовали друг с другом. Заметив мисс Кинтон, герцог устремился к ней. Ловко отодвинув в сторону Кэрфорда, он стал осыпать Барбару самыми пламенными любезностями, в которых, однако, было больше страсти, чем уважения. Со мной она обошлась, как с мальчиком, но не сделала этого с герцогом, хотя он и был моложе меня; напротив, она слушала его с краской на лице и блестящими глазами. К моему удивлению, Кэрфорд не выражал никаких признаков недовольства; наоборот, он как будто был доволен ухаживаниями герцога. Мне же хотелось подойти к ней и просить не принимать поклонения сына короля.
– Мистер Дэл, – неожиданно позвал он меня, – еще одно могло способствовать нашей дружбе, а именно – ваша дружба с мисс Кинтон, о которой я сейчас узнал. Я – ее преданнейший раб, готовый ради нее служить всем ее друзьям.
– Что же вы собираетесь сделать ради меня, ваше высочество? – спросила Барбара.
– Чего бы я не сделал! – воскликнул он. – Хотя вы так жестоки, что ничего не желаете сделать для меня.
– Для вас я слушаю столько времени самые смешные речи, ваше высочество, – кокетливо улыбнулась Барбара.
– Разве любовь смешна? Разве можно смеяться над страстью? Вы жестоки, мисс Барбара! – горячо ответил герцог.
Мисс Кинтон весело рассмеялась и бросила на меня торжествующий взгляд, значение которого я хорошо понял: она мстила мне за поцелуй Сидарии, увиденный ею в Кинтонском парке. Теперь я смиренно стоял в стороне; перед ней рассыпался в любезностях его высочество, и половина придворных были свидетелями ее торжества. Я попробовал сказать ей глазами:
«Смейся, смейся, моя красавица? Я люблю ту, которая посмеется над тобой, когда придет ее очередь».
Герцог продолжал свои излияния, а Кэрфорд смотрел на это со спокойствием, странным для претендента на руку девушки. Но теперь Барбара казалась смущенной и с беспокойством осматривалась кругом. Герцог не обращал на это никакого внимания. Я тихонько подошел к Кэрфорду и шепнул ему:
– Милорд, его высочество слишком отличает мисс Барбару. Не попробуете ли вы отвлечь его?
Он удивленно посмотрел на меня и, нахмурившись, спросил:
– Не хотите ли вы еще раз поучить меня, как себя вести?… Вы полагаете, что можно вмешиваться в разговор принцев?
– Принцев? – переспросил я.
– Герцог Монмут, конечно…
– Сын короля, милорд, – перебил я его и со шляпой в руке подошел к Барбаре и герцогу. Она признательно посмотрела на меня. – Ваше высочество не отменит моей аудиенции у короля? – спросил я, остановившись в почтительной позе.
Герцог бросил на меня гневный взгляд, очевидно, не зная, объяснить ли мой поступок наивностью провинциала, или слишком большой дерзостью с моей стороны, и натянуто рассмеялся.
Барбара воспользовалась случаем с поклоном отойти от нас. Герцог не последовал за нею, но взял под руку меня, пристально глядя мне в лицо. Я уже несколько научился самообладанию, и теперь только женский взгляд мог заставить меня покраснеть. Мое лицо было неподвижно.
– Вы осмелились перебить меня, – сказал он.
– Увы, ваше высочество, вам известно, какой я плохой придворный и как мало знаю…
– Мало! – перебил он. – Не слишком ли много, напротив? Я начинаю думать, что вы не так просты, как кажетесь, милейший Симон Дэл. Ну, не будем ссориться. Не правда ли, она – очаровательнейшее существо в мире?
– И лорд Кэрфорд находит это, ваше высочество.
– Однако не лорд Кэрфорд торопил меня идти к королю. Ну, а вы как находите ее?
– Я так ослеплен всеми прекрасными дамами двора, что не могу оценить каждую в отдельности.
– Да, мы все любим то, чего не хватает нам самим, – рассмеялся он, – герцог Йоркский обожает правду, герцог Букингэмский – скромность и смирение, Арлингтон – искренность, а я, Симон, боготворю благоразумие.
– Боюсь, что не могу им похвастать, ваше высочество.
– Меньше хвастайте, но больше выказывайте его, Симон. Вот и король!
Герцог поспешил вперед, по-видимому, очень довольный самим собою и мною и, должно быть, не потерял времени: когда я догнал его, оттесненный толпою придворных, расступавшихся перед ним, но не предо мною, он успел наполовину рассказать королю мою историю с герцогом Йоркским, так что помешать этому было поздно.
«Ну, теперь я пропал окончательно», – подумал я, однако, стиснув зубы, не выказывал ни малейшего волнения.
Король был один в эту минуту; он держал на коленях маленькую собачку с длинными ушами и гладил ее. Он невозмутимо выслушал рассказ своего сына и потом, взглянув на меня, спросил:
– Что это за свободы, которые вам так дороги?
Мой язык уже наделал мне довольно бед в этот день, и я, решив не давать ему воли, смиренно ответил:
– Те, какие хранятся и почитаются вашим высочеством!
Герцог Монмут рассмеялся и ударил меня по плечу.
– А реформатская церковь, какую вы ставите превыше моих приказаний?
– Вера, государь, та, какая находится под вашей защитой.
– Знаете, мистер Дэл, – угрюмо заметил король, – если бы вы говорили с моим братом так же осторожно, как со мною, ему не за что было бы сердиться.
– Но, когда я говорил с его высочеством герцогом Йоркским, надо было говорить правду, – не знаю, как у меня вырвалась эта неловкая фраза, вызванная лишь желанием оправдаться в моем столкновении с герцогом, но я поздно понял всю ее неуместность.
Герцог Монмут громко расхохотался; его примеру, минуту спустя, последовал и король.
– Верю, мистер Дэл, – сказал он, когда его смех утих, – так как я – король, то никто не обязан говорить мне правду. Но зато в этом мое утешение: не скажу ее и я ни одному человеку.
– И ни одной женщине, – рассеянно глядя в потолок, произнес герцог Монмут.
– Ни даже и одному мальчугану, – прибавил король, лукаво взглянув на своего сына. – Ну, мистер Дэл, значит, вы готовы служить мне и ваша совесть также?