Ольга Крючкова - Меровинги. Король Австразии
– Да, мой повелитель, слышу…А что же будет… со мной?
– Ты останешься здесь, на вилле, в этих же покоях. Между нами сохранятся прежние отношения.
– Боюсь, по-прежнему не будет уже никогда… Ведь, если доселе я была для вас фактически женой, то теперь стану… бесправной наложницей, – на глазах Амалаберги выступили слезы. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– Ну, почему же бесправной?! Вся прислуга останется с тобой! Я… я тоже буду по мере возможности навещать тебя. В конце концов, все короли имеют по несколько наложниц! Моя мать, например, была у отца второй женой. Поверь, в твоей жизни ничего не изменится!
– Благодарю и на том, мой повелитель… – Амалаберга склонила голову еще ниже, поняв, что ее достойной жизни пришел конец.
* * *Спустя месяц на суассонской королевской вилле царила предпраздничная суета – подготовка к свадьбе шла полным ходом. Лишь Амалаберга практически не покидала своих покоев, да еще Тьерри, в силу нежного возраста ничего не понимающий в происходящем, постоянно находился при ней.
И вот, наконец, наступил день, ради которого королеве Амалаберге суждено было превратиться в наложницу, – день венчания короля Хлодвига, повелителя Галлии, Аквитании, Белгики и земель Реймса, Суассона и Лютеции, с дочерью короля Бургундии Хильперика II благородной Клотильдой.
Церемония венчания состоялась в храме Сен-Пьер (том самом, где недальновидным воином-франком была некогда рассечена надвое ценная христианская реликвия). По настоянию Хлодвига обряд совершал сам епископ Суассонский. Тот не посмел отказать, хотя истиной христианкой из двух брачующихся была лишь невеста: король по-прежнему оставался приверженцем Великого Логоса. Со стороны Хлодвига на церемонии присутствовали его верные букеларии, а со стороны Клотильды – посол и ближайшее окружение короля Бургундии.
Хлодвиг не пожалел на торжество королевской казны: церемония вышла богатой, пышной и роскошной. Один только наряд Клотильды стоил того, чтобы присутствовать на церемонии и любоваться невестой! Ее шелковая туника нежно-голубого цвета была пошита самыми лучшими бургундскими мастерицами и украшена вычурно вышитым шлейфом. Две бургундские девы знатного происхождения несли полы шлейфа за госпожой, провозглашенной отныне королевой Галлии, Аквитании, Белгики и земель Реймса, Суассона и Лютеции, а впереди процессии вышагивали облаченные в белые длинные туники юные создания ангельского вида, устилая, согласно римскому обычаю, путь королевской четы лепестками белых роз…
* * *Предводительствуемая Таррагоном дружина численностью в тысячу франков приближалась к Жьену, круша и испепеляя все на своем пути. Галениус с отрядом, состоящим в основном из арвернов и эдуев, занял позицию на главной крепостной стене Жьена. У дефенсора Петрония боеспособных людей к тому времени почти не осталось, поэтому оба – и дефенсор, и сакс, – прекрасно понимали, что защитникам города придется нелегко.
Когда франки подошли к Жьену, Петроний неожиданно приказал трясущимся от страха слугам приготовить ему теплую ванну. Слуги решили, что перед лицом грозящей опасности их господин тронулся рассудком, однако желание его выполнили беспрекословно.
Скинув тунику, Петроний с наслаждением погрузился в теплую ароматизированную воду. А затем, проведя несколько минут в глубокой задумчивости, взял с бортика ванны заранее приготовленный кинжал и… решительно перерезал им вены в области запястий. Кровь медленно засочилась в воду, окрашивая ее в алый цвет.
…Мятежный Жьен встретил франкскую орду градом стрел. Метательных механизмов у осажденных не было – приходилось довольствоваться лишь стрелами да раскаленным маслом: горожане кипятили масло на кострах прямо на стене и затем поливали им сверху головы франков. Те же, прикрываясь щитами, проворно устанавливали штурмовые лестницы, готовясь к решающей атаке.
Осознав, что на сей раз Жьен обречен, горстка мятежников под предводительством Галениуса решилась на отчаянный шаг: спустившись со стены, все оставшиеся в живых вестготы и галлы выстроились с внутренней стороны главных городских ворот, приготовившись к последнему бою. Галениус отдал приказ:
– Открыть ворота!
Огромные металлические задвижки тотчас были сняты, створки ворот со скрипом распахнулись, и защитники города увидели перед собой франков, готовивших в этот момент таран-бефрой к штурму.
– Вперед! За мной! – взревел Галениус. – Смерть франкам!..
Горстка храбрецов бросилась на врага. Франки, устанавливавшие бефрой, опешили от неожиданности, но, быстро придя в себя, тоже обнажили мечи и вступили в ожесточенную схватку с бунтовщиками.
Галениус, размахивая боевым топором направо и налево, отбивался сразу от двух франков. Вдруг он ощутил сильный удар по голове со стороны затылка. Перед глазами все поплыло, оружие выпало из рук, ноги обмякли и подкосились, сознание отключилось… Над ним, крепко сжимая секиру и торжествующе ухмыляясь, склонился Таррагон. Ему удалось исполнить королевский приказ: взять человека, облаченного в рогатый франкский шлем, живым!..
* * *Амфитеатр Суассона изрядно пополнился пленными вестготами и галлами. Хлодвиг, ни минуты не сомневавшийся, что Таррагон подавит мятеж, щедро отблагодарил верного военачальника дарами из личной сокровищницы.
Дерзкому же Галениусу была уготована та же участь, что и другим пленным мятежникам, – погибнуть на арене амфитеатра на потеху публике.
И вот день объявленного накануне представления настал. Хлодвиг расположился на северной трибуне в окружении преданной свиты. Клотильда же, как истинная христианка и противница жестоких зрелищ, составить ему компанию отказалась.
Когда решетка подземного хода поднялась, на арену один за другим вышли десять пленников. Хлодвиг приказал выпустить их на место схватки в том же одеянии, в каком они были взяты в плен, и теперь большинство из них стояли перед зрителями в грязных туниках и без оружия, представляя собой довольно жалкое зрелище. Кожаные нагрудники имелись только у Галениуса и еще нескольких вестготов, но вряд ли они теперь могли хоть чем-нибудь помочь своим хозяевам.
Меж тем решетка вновь поднялась, выпустив на свободу свору разъяренных голодных медведей. Публика зашлась в ликующих воплях…
* * *– О, госпожа, говорят, представление было кошмарным! Медведи живьем раздирали пленников на части, а те даже не могли оказать сопротивления, ибо были безоружны и очень ослаблены: их специально не кормили несколько дней! – с расширенными от ужаса глазами передавала королеве циркулировавшие в резиденции разговоры ее камеристка, стараясь говорить как можно тише.
