Дороти Лаудэн - Голос сердца
Едва она разобрала последнюю почту и сложила письма в портфель, как в дверь кабинета постучали. После ее «войдите» дверь распахнулась, и она увидела на пороге Лорена Брея, который держал под руку незнакомую Микаэле женщину.
— Доктор Майк, я привел к вам сестру моей покойной жены, Дороти Дженнингс. Она упала с лошади. Пожалуйста, посмотрите ее. — Лицо Лорена выражало такое страдание, словно несчастный случай произошел с ним самим.
Микаэла оглядела пациентку, она, несомненно, расшиблась очень сильно. Лицо все было в ссадинах, они покрывали лоб, подбородок, обе щеки. Из этого следовало, что при падении ее еще и протащило по земле.
— Конечно посмотрю, Лорен. Проходите, миссис Дженнингс. Но вам придется раздеться для этого. — Микаэла взяла пациентку за локоть и подвела к кушетке, стоявшей посредине комнаты, тем временем Лорен Брей наконец догадался покинуть приемную.
С трудом сдерживая стоны, миссис Дженнингс с помощью Микаэлы сняла платье, стараясь не встречаться с доктором взглядом. В глазах Микаэлы, осматривавшей больную, появилось удивление.
Микаэла прощупала грудную клетку незнакомки, затем бока, осторожно ощупала суставы рук и ног. Одну руку она подняла вверх — под ней оказался огромный синяк с желто-зелеными краями.
— Миссис Дженнингс, — сказала она, — этот синяк не мог появиться только что. Ему по крайней мере неделя.
Женщина, все время не сводившая глаз с рук доктора, отвернулась, и Микаэла на какой-то миг запнулась.
— Да и все остальные ссадины и порезы вряд ли являются результатом одного падения с лошади. Они выглядят совсем иначе, — продолжала, помедлив, Микаэла. — Не хотите ли вы рассказать мне, что произошло в действительности?
— Я говорю правду! — Женщина с растрепанными рыжими волосами, в которых при ближайшем рассмотрении можно было различить отдельные седые пряди, взглянула на Микаэлу с наигранным удивлением. — Это чистая правда. По дороге сюда я упала с лошади.
Микаэла уселась на кушетку рядом со своей пациенткой.
— А вы далеко отсюда живете, миссис Дженнингс?
— На расстоянии двух часов езды верхом.
— Что же привело вас сюда? — настаивала Микаэла.
— Я приехала навестить моего шурина, Лорена Брея. — Спокойный тон миссис Дженнингс подчеркивал абсолютную обыденность ее намерения. — Бывает ведь, что родственники ездят в гости друг к другу.
— Бывает, спору нет, — согласилась Микаэла. — Непонятно только, почему вы выбрали для своего визита такую ужасную погоду, как сегодня, да к тому же выехали из дому ни свет ни заря. Мало того, что было еще совсем темно, так ведь и туман какой стоял в придачу. Как вы могли рассчитывать на то, что в этакую рань Лорен Брей будет готов оказать вам гостеприимство? Вы уж извините меня, но родственный визит при подобных обстоятельствах кажется мне довольно странным. — Она мягко взяла руку женщины в свою. — Прошу вас, скажите мне всю правду.
Миссис Дженнингс, видимо, поняла, что ей не удастся обвести Микаэлу вокруг пальца.
— Вы правы, — промолвила она смущенно. — Это был непредвиденный визит. Сегодня утром я ушла от мужа. — Она ненадолго замолчала, но Микаэла понимала, что сейчас не время раздражать ее лишними вопросами. — Жизнь иногда поворачивается к нам неожиданной стороной. Ведь как часто все эти годы я вспоминала Лорена! — Она остановилась, заметив изумление в глазах Микаэлы.
— Лорена?! — изменив своей обычной сдержанности, воскликнула Микаэла. Какое отношение имеет ко всей этой истории Лорен?
— Да, Лорена, — кивнула миссис Дженнингс. — Когда-то он ухаживал за мной, но я отвергла его ухаживания — мне больше нравился Маркус. Кончилось тем, что Лорен женился на моей сестре. А я очень скоро после своей свадьбы поняла, что никогда мне не будет с Маркусом так хорошо, как могло бы быть с Лореном. Единственным утешением мне служила мысль, что моя сестра попала в хорошие руки. — Она начала теребить кружева на нижней юбке, а затем разочарованно развела руками. — Маркус с первого же дня стал меня бить. Стоило ему напиться, как он становился агрессивным. А когда дети разъехались, жизнь и вовсе стала нестерпимой.
Микаэла молча всматривалась в тонкое лицо женщины, выражавшее глубокую горечь. Углы ее рта предательски задрожали.
— Вчера вечером он чуть меня не убил. Явился домой пьяный и, как всегда, давай меня колошматить. А когда он наконец заснул, я вывела из конюшни одну из лошадей и уехала. И ехала всю ночь напролет, хотя обычно на эту дорогу уходит не больше двух часов. — Миссис Дженнингс глубоко вздохнула. — Ехала к Лорену, мужу моей покойной сестры, больше никуда в моем состоянии не добралась бы. Дети ведь все в Денвере.
— А ваш муж знает, где вы сейчас находитесь? — спросила Микаэла встревоженно.
— Знать не знает, но догадывается. Еще может за мной приехать. — И миссис Дженнингс опять нервно задергала край юбки.
— Сейчас вам надо прежде всего успокоиться, а уж мы потом сделаем так, чтобы вы смогли остаться в Колорадо-Спрингс и чтобы муж вас не нашел. — На самом деле Микаэла была далека от уверенности, что в городе миссис Дженнингс находится вне досягаемости для своего мужа. — Пока суд да дело, вы, полагаю, сможете временно жить у вашего родственника.
— Что вы, что вы! — не дала ей договорить миссис Дженнингс— Лорен меня так и не простил. Он не захочет, чтобы я поселилась в его доме.
— Но… Но на какие средства вы собираетесь жить?
— Ах, если бы я знала! Все произошло так неожиданно для меня, — ответила миссис Дженнингс, надевая платье и тщательно застегивая на нем все пуговицы.
Микаэла не понимала, как это женщина на протяжении многих лет терпит побои от своего мужа, а затем уходит от него, не зная, на что будет жить. Несчастная женщина, посочувствовала в мыслях Микаэла, ей представилась ее собственная судьба — такая непохожая, но, в сущности, тоже безрадостная.
— Понимаете ли, — сказала миссис Дженнингс, словно прочитав мысли Микаэлы, — я до последней минуты надеялась, что смогу выдержать. Что же касается средств на жизнь, то я мало что умею, разве что вести домашнее хозяйство. Сказки, по-моему, неплохо рассказываю. — Она посмотрела на Микаэлу, и та заметила, какие у миссис Дженнингс необычайно яркие глаза, они оживляли ее бледное лицо. — Да вот еще писать умею. — Лицо ее вдруг озарилось каким-то светом. — Всю жизнь веду дневник. И письма пишу, уже много отправила в денверскую газету, большинство из них были напечатаны.
Микаэла, скрестив руки на груди, погрузилась в раздумья. Рассказывать сказки, конечно, прекрасное искусство, но ведь прокормить оно никого не может. Ей очень хотелось чем-то приободрить свою пациентку.
