Понсон дю Террайль - Капитан Мак
— Ах, дорогой господин Лоредан, — обратилась она к ювелиру, — я, кажется, успела вовремя.
— Да, действительно, сеньора, — ответил ювелир, — мы уже собирались закрывать, — и поскольку жилые комнаты находятся в глубине дома, мы бы, скорее всего, не услышали, как вы стучите.
— Господин Лоредан, — сказала испанка, — мне нужна ваша помощь.
— Я к вашим услугам, сеньора.
— Но это нужно сделать не завтра, а сейчас, немедленно.
— Чем могу быть вам полезен?
Донья Манча вынула из-за корсажа футляр и протянула его ювелиру.
— Я узнаю его, — сказал он, — Это футляр от тех серег…
— … которые король подарил мне в вашем присутствии. Да, это он. Так вот, я потеряла одну серьгу.
— Что вы говорите, сеньора?!
— Ах, не спрашивайте меня ни о чем… Я просто потеряла голову, я обезумела…
— Но как же это случилось?
— Сама не знаю. Во всяком случае, король сегодня вечером прислал мне с пажом записку, что я должна завтра явиться ко двору. Если на мне не будет серег, то он решит, что я пренебрегаю его подарками, и я впаду в немилость. Значит, нужно срочно сделать точно такую же серьгу.
— Но, синьора, к завтрашнему дню мы не успеем…
— Нужно успеть! — сказала она, и в голосе ее прозвучали повелительные нотки будущей фаворитки.
— Только один мастер мог бы это сделать…
— Прекрасно, так где он?
— В Пре-Сен-Жерве. Но успеет ли он до завтра?
— Я заплачу, сколько он запросит, но серьга мне нужна во что бы то ни стало, — сказала донья Манча, и стало видно, что она волнуется все больше и больше.
В разговор вмешалась Сара.
— Батюшка, — сказала она, — вы же знаете, что Ворчливый Симон — прекрасный мастер, и что он может сделать за одну ночь то, что другой за неделю не сделает.
— Да, да, знаю. Но застанем ли мы Ворчливого Симона дома?
— Это человек порядочный, — ответила Сара, — он по кабакам не ходит, в мяч не играет. Вы его застанете.
— Ах, милый господин Лоредан, — подхватила донья Манча, — если бы вы знали, какую услугу вы мне окажете! Мое положение, мое будущее при дворе зависит, может быть, от вас.
— Сударыня, — ответил ювелир, — я сейчас же еду в Пре-Сен-Жерве.
— Ах, вы возвращаете меня к жизни!
— И, если только Ворчливый Симон не умер, не заболел, и я застану его дома, вы получите вашу серьгу завтра до десяти часов утра.
— Господин Лоредан, — сказала донья Манча, пожимая ювелиру руку, — если вы это сделаете, через два дня я буду всемогуща, и тогда просите у меня, что вам будет угодно.
Лоредан снова надел плащ и шляпу, а донья Манча, взволнованная, без сил, опустилась на стул. Потом ювелир вынул из железного ящика бриллианты и пластины из серебра, потребные для изготовления серьги.
— Дорогой господин Самюэль, — обратилась к нему донья Манча, — могу я просить вас приютить меня на несколько минут? Вы поедете в Пре-Сен-Жерве, а я в ожидании носилок посижу с вашей дочерью. Узнав, что король приглашает меня завтра на свой выход, я не стала ждать ни минуты и прибежала к вам пешком. К счастью, дон Фелипе д'Абадиос, мой брат, согласился за мной заехать.
— Будьте как дома, сеньора, — ответил ей Лоредан.
Донья Манча недолго беседовала с Сарой: не успел Лоредан уехать, как на улице послышались шаги множества людей, и у дверей лавки остановились носилки. Это был дон Фелипе д'Абадиос, приехавший за сестрой.
В ту ужасную ночь, когда дочь Лоредана чуть не попала в его власть, дон Фелипе ни на мгновение не снимал маску, и, следовательно, Сара никогда не видела его лица.
И тем не менее, когда он вошел, она вздрогнула и инстинктивно отодвинулась в тень.
— А, это вы, дон Фелипе?! — воскликнула донья Манча. — Победа! Серьга у меня будет.
— Когда?
— Завтра утром.
— Боже мой, — думала Сара, — где я могла слышать этот голос? И где я видела этот дикий, устрашающий взгляд?
Дон Фелипе увидел ее и поклонился. Его душило волнение. Он говорил себе: «Вот эта женщина, которая стала бы моей, если бы какой-то презренный искатель приключений ее у меня не отнял!»
Но, поскольку Сара очень побледнела, и видно было, что она вся во власти невыразимого ужаса, дон Фелипе счел более благоразумным поскорее уйти из лавки.
Поэтому, поклонившись девушке с деланным равнодушием, он сказал донье Манче:
— Ну, раз так, идемте. Все к лучшему… Уже поздно, и дома нас ждут.
Он подал сестре руку, еще раз поклонился Саре и вышел. Донья Манча простилась со взволнованной девушкой дружеским жестом. Жоб в это время, совершенно не обращая внимания на происходящее, запирал витрины и закрывал наружные ставни лавки.
Дон Фелипе сел в носилки вслед за сестрой.
— Что с вами? — спросила она. — Вы очень бледны.
— Я испытал сильное потрясение.
— Когда?
— Только что, когда снова увидел эту девушку.
— Как? Вы уже видели ее раньше?
— Да.
— А где?
— Эта та женщина, которую я хотел похитить в Блуа.
— Ах, — сказала донья Манча, — я надеюсь, что вы теперь откажетесь от ваших омерзительных планов?
— Почему откажусь?
— Но потому что ее отец оказывает нам серьезную услугу.
— Ах да, и верно, — усмехнулся дон Фелипе, — я и забыл про вашу серьгу. И где только черт помог вам ее потерять?
— Не знаю… Наверное, я обронила ее, когда сопротивлялась в темноте.
— Кому сопротивлялись?
— Но… ему…
— Дорогая моя, — сказал задумчиво дон Фелипе, — все, что с нами случилось за последние семь дней, воистину странно. При дворе ходит очень странный слух; мне его передал один из дворян брата короля.
— Какой слух?
— Утверждают, что в ту ночь, о которой мы с вами говорим, король, будто бы, и не покидал замка Блуа.
— О, что до этого, — воскликнула, смеясь, донья Манча, — то это действительно забавно.
— Вы так считаете?
— Да, потому что я еще чувствую на своих губах…
Она умолкла на полуслове. Дон Фелипе тоже замолчал и впал в задумчивость.
Носилки проехали по улице Сен-Дени, пересекли площадь Шатле, проследовали берегом и, наконец, подъехали к воротам известной гостиницы, где останавливались знатные вельможи и дворяне из провинции, у которых не было в Париже своего дома.
В этой гостинице, под вывеской «У Трауарского креста» и жили дон Фелипе д'Абадиос и его сестра.
Когда дверь отперли, дон Фелипе сказал донье Манче:
— Мне сейчас не уснуть. Разрешите пожелать вам доброй ночи.
— А вы куда направляетесь?
— На поиски приключений.
И, прикрыв лицо плащом и надвинув на лоб шляпу, дон Фелипе исчез, а донья Манча пошла в свои комнаты, мечтая о том времени, когда она, быть может, будет жить в Лувре.
