Николай Дмитриев - Желтый саквояж
— Взять замуж?.. — Остап начал задумчиво перебирать девичьи волосы. — Тебе как, сказать правду?
— Только правду… — вздохнула Рива.
— Если честно… Ещё вчера я сказал бы тебе нет… А сейчас… — Остап помолчал и закончил: — Сейчас я не знаю…
— Спасибо… Спасибо тебе, — жарко, словно решившись на что-то, заговорила Рива и вдруг предложила: — А давай мы с тобой в Америку уедем… Сбежим отсюда.
— В Америку? — усмехнулся Остап. — Хоть завтра… Возьмём билеты, сядем в вагон и — ту-ту-у-у-у…
— Да подожди ты. Какое ещё ту-ту… — Рива шутя шлёпнула Остапа по груди. — Я взаправду. Мы с дядей уехать хотим. Он говорит, тут жить нельзя…
— Ну. Если взаправду… — Остап задумался. — Америка, это я сгоден[76], неплохо. Только ты, дивчина, если кохаешь меня, зрозумить должна. Я тут народился, тут моя земля, а не в Америке. И не могу я никуда пойти. Кинуть её оцим…[77] А, да что говорить! Ты ничего такого не думай. Я зараз вроде раздвоенный. Щось таке меня и до тебе тянет. Ты зрозумий…[78]
— Я розумию… Я розумию… Так, Америка, то моя мечта… А ты… Ты мой… Сейчас мой, — потянулась к нему Рива, и всё снова поглотил бесконечный поток ласк, которые может дать только влюблённая женщина…
* * *Рива, держа во вздрагивающих пальцах листок бумаги с написанными вразброс буквами, время от времени всхлипывала и судорожно сжимала рукой ворот ночной сорочки. На бумажке было крупно написано: «Спасибо». Из плохо прикрытого окна тянуло утренним холодком, а дальше, за стеклом, на скошенной крыше пристройки, по которой явно ещё затемно ушёл Остап, был хорошо заметен след от подошвы ботинка.
Всхлипнув последний раз, девушка тщательно вытерла глаза, оделась и спустилась вниз, в зал. Несмотря на столь ранний час, дядя уже был за шинквасом. Задумчиво перетирая стаканы, он посмотрел на племянницу и негромко спросил:
— Он ушёл?..
Выходит, дядя знал, что Остап ночевал в их доме, и, заметно порозовев, Рива потупилась.
— Ну, не надо так краснеть… — Дядя поставил сверкающий чистотой стакан на шинквас. — Старый Шамес всё понимает. Я знал, что ты его спрятала, и решил, пусть так будет, пусть у моей девочки останутся лучшие воспоминания…
— Почему воспоминания? — вскинула голову Рива. — Я знаю, он любит меня, и, может быть, мы поженимся…
— Э-хе-хе, — горестно вздохнул Шамес. — Пойми, у него свой путь. А у нас с тобой свой…
— Но почему? — загорячилась Рива. — Сейчас же всё по-другому. Вон, все говорят, что бывшая горничная, служившая у Тышкевичей, вышла замуж за красного офицера!
— Нет, я, конечно, понимаю, — Шамес горестно покачал головой. — У пани Тышкевич была вышколенная прислуга, и она не держала за горничную абы что, но всё-таки…
— Что всё-таки? — вскинулась Рива.
— А то, — сердито фыркнул Шамес. — Само собой, эту горничную можно даже любить, как женщину, но если такое происходит, то это значит, что всё снова валится в тартарары…
— Но я же и Остап это же другое, — убеждённо начала было Рива и вдруг осеклась.
— Вот именно, совсем другое, — продолжил за неё Шамес. — Ты, деточка, забыла, ведь за твоим красавцем гонится НКВД, а это, я скажу тебе…
Понимая, что дядя полностью прав, Рива сникла, опустилась на стул и тихо спросила:
— А мне что делать, дядя?..
— Нам, деточка, нам, — поправил её Шамес. — Я тебе уже не раз говорил и повторю ещё раз: нам надо уезжать…
— Куда?.. В Америку?.. Купить билет, сесть на поезд и ту-ту поехали, так?..
Сама не заметив, Рива с насмешкой повторила недавние слова Остапа и безнадёжно махнула рукой. Однако, к её удивлению, дядя внезапно оживился и уверенно заговорил:
— Ты считаешь, что твой дядька совсем дурной? Так, мне известно, да кое-кто из наших и впрямь подурели: и тот мишигене[79] Пинхас, и кто там ещё, собрались ехать в Варшаву, будто они там будут делать коммерцию… О, то будет ещё та коммерция! Это всё равно, что та политика, в которую тут ударились наши нензы, вроде твоего Зямы. Поверь, деточка, у этих амгаарецов[80] там будет такая же коммерция, как тут политика…
— Так что, дядя, — Рива с надеждой посмотрела на Шамеса, — мы и вправду поедем в Америку?
— Деточка, это будет очень и очень трудно, но твой старый дядька помнит, что у него не осталось никого, кроме вот этой взбалмошной девчонки. — Шамес показал пальцем на Риву, ласково улыбнулся и закончил: — И потому я хочу, чтобы у тебя была наконец спокойная жизнь и свой дом…
— А как же всё наше? — Рива обвела взглядом зал. — Это что, таки пропадёт?
— Ну, деточка, ну, зачем так плохо думать? — хитро сощурился Шамес и подмигнул Риве. — Я много видел и кое-чему научился. А эту кнайпу я давно продал.
— Что, ещё за злотые? — растерянно спросила Рива.
— Э, деточка… Ты не знаешь, — сощурился Шамес. — Когда-то была такая страна Россия, где даже последнему босяку платили золотом. И хотя такой державы больше нет, деньги её — есть! И за них, как и раньше, можно купить, что угодно и где угодно!
— Так, значит, мы всё-таки уедем?.. — ещё до конца не веря словам дяди, спросила Рива. — Куда?
— Куда?.. Пока в Одессу, — Шамес как-то сразу перешёл на деловой тон. — Твой шлимазл Зяма твёрдо обещал помочь с бумагами. А там, деточка, море, капитаны и ещё…
Шамес вдруг оборвал себя на полуслове, а в его взгляде вдруг возникло нечто такое, будто он впрямь уже видел перед собой море и фелюгу контрабандистов…
* * *Когда ранним утром Остап, спрыгнув с крыши пристройки и выйдя за ворота склада, оказался на пустой улице, он понял, что его задержит первый же постовой. Побоявшись сразу идти в город, он выбрался задами к реке и там, подобрав хворостину, засел в кустах у смытой паводком водяной мельницы, изображая рыболова.
Просидев часа четыре, Остап решил, что опасности вроде как нет, и переулками зашагал в сторону предместья. Добравшись до нужного дома, он зашёл с чёрного хода и осторожно постучал в дверь. Хозяин открыл почти сразу и, едва увидав гостя, поспешно затянул его в коридор.
— Ну, наконец нашёлся, — встретивший Остапа Смерека дружески подтолкнул парня. — Давай, проходи, а то наделал шороху…
— А мне что, самому до криминалу[81] было идти? — отозвался Остап.
— Это, конечно, ни к чему, — сочувственно вздохнул Смерека. — Вот только стрелял ты зря.
— А что было делать? — загорячился Остап. — Вы ж сами мне сказали, как я того Зяму хорошо знаю, попробовать через него узнать, где Дмитро. Я ж думал, он трохи поможет, а он меня сразу в постерунок тащить вздумал…
