"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– И откуда им знать по-гречески? – вставила Величана.
– В жаб, может, и не верю… Но почему-то ведь Желька указала на них? Не из одной же вздорности. Вот пусть и подумают – почему?
Ни во дворе княгини, ни на улицах Торлейва не было видно, и Правена всей душой ощутила, как неосновательны были ее надежды. Может, он в этот час у себя дома, а может, на лов поехал или занят еще какими делами, ей неизвестными. Проводит время с теми, кто ему ровня. Разочарование это высветило расстояние между ними: ей до него как до звезды в небе. Что она там себе воображала утром перед игрищами? Очень ему надо с ней целоваться! Что ему она, дочь бывшей рабыни? Правду тогда сказал ей раздосадованный Грим – сыновьям боярским до нее дела нет.
На обратном пути Правена снова замечала, что на них таращатся; какие-то незнакомые бабы даже остановились и посмотрели на них так нехорошо, что она взяла мать за руку.
Домой добрались благополучно; радуясь этому, Правена подумала: а завтра? Если в Киеве утвердится мнение, что это они сушили жаб, то из дому будет не выйти.
В избе Хрольва сидели все четыре зятя и толковали, как с новым испугом услышала Правена, про божий суд для женщин. В этом кругу мысль об оружии была привычна всем, но женщин обращаться с ним не учили – здесь ведь не песнь про поляницу удалую.
– Или дубинки, или мешок с камнями, – говорил Хавлот, самый старший. – Не мечи же им давать.
– Мешком с камнями так ушатать можно! По виску попадешь – и все, на лубок присел [642].
Правена чуть не расплакалась. Им хорошо говорить – а ей как подумать, что толстая противная Желька будет лупить ее мать, ни в чем не виновную, мешком с камнями по голове! Никогда Правена не желала зла людям, но сейчас вспомнила Желькины собственные жалобы, как та едва не умерла, когда рожала последнее, мало пожившее дитя, и подумала: и чего Марена ее не прибрала, жабищу вздорную!
Близился вечер, зятья, потолковав, собрались домой. Хавлот и Болва думали еще зайти в гридницу, узнать, нет ли чего нового. Они ушли, но почти сразу Болва вернулся и поманил Правену. Она подошла к нему, а он кивнул ей на крыльцо:
– Пойдем-ка.
Вслед за зятем она перешла двор.
– Вот там, – Болва указал ей за приоткрытые ворота, – дожидается тебя кое-кто. Просил позвать, поговорить. Иди послушай. Может, договоритесь до чего путного. Сама же не хочешь, чтобы мать на божий суд послали.
Мелькнула безумная надежда: а вдруг это Торлейв? Не потому, что была надежда дождаться от него помощи, а потому что всегда хочется, чтобы именно он помог… Но по лицу зятя Правена видела: это кто-то из хороших знакомых. Объявись тут Пестряныч-младший, у Болвы лицо было бы другое.
За воротами, близ тына, переминался с ноги на ногу Грим, и этому Правена не удивилась – только огорчилась.
Грим тоже взглянул на нее без большой радости – скорее с досадой. Ей сразу захотелось уйти, но она принудила себя подождать, хоть узнать, что он хочет сказать. Может, Желька передумала, отказалась от своих слов, да не знает, как теперь сдать назад?
– Слышала, что творится? – спросил Грим о том, о чем можно было бы и не спрашивать.
– Ну а ты чего пришел – насчет поля рядиться, что ли? – в сердцах спросила Правена; она не хотела ссоры, но уже изнемогла. – Сколько шагов площадка и сколько раз можно щит заменить?
– Ты хочешь поля? – так сердито зашипел Грим, как будто Правена все это придумала.
– Я хочу? – так же сердито ответила она. – Ты бесюки объелся [643]? Это твоя мать на нас наклепала, что воз наклала!
– Ну да! – Грим прищурился. – Злые люди доброго человека в чужой клети поймали!
– Никто нас не ловил нигде! Ты тоже, что ли, веришь, что это мы жаб насушили да людям подкинули?
– А чего же не вы? Не достался тебе Гостята…
– Да видала я твоего Гостяту на лубке сидяща! – Правена чувствовала, что в досаде говорит лишнее, но уже не могла уняться. – Что вы с ним пристали-то ко мне?
– Я видел! – Грим придвинулся к ней.
– Что ты видел?
– Ты ему мигала тогда в кругу, на Зеленого Ярилу!
– Я мигала?
– Нет, бабка Умера! Ты его высматривала, как «просо сеяли», я видел!
– Да я… – начала было изумленная Правена, но прикусила язык.
Так Грим думает, что она высматривала Унегостя? Да, кажется, он мелькал совсем рядом с Торлейвом, оттого и у них и вышел спор. Так Грим не понял, кому из двоих его соперников она хотела отдать яичко!
И что это значит? Мысли крутились и сталкивались, вышибая в голове искры, но не производя ничего путного. Уж точно не стоит признаваться, в чем Грим ошибся, – это делу не поможет. Но если он считал своим соперником Унегостя… и жаб подкинули Унегостю…
Первое, что Правена точно поняла: надо молчать о Торлейве, чтобы и ему не подкинули жаб. И только потом подумала: почему она ждет этого вреда от Грима?
Пока она молчала, Грим тоже немного собрался с мыслями.
– И вот что теперь выходит, – начал он угрюмо, но почти спокойно. – Пока наших матерей на поле не выставили, надо нам с тобой… Я скажу, что беру тебя за себя. Тогда будут люди знать, что ты Гостяту не хотела и жаб не подкидывала. И мать тогда… ну, уймется. На поле идти ей тоже охоты нет…
– Да я и прежде… Это Гостята за мной гонялся, не я за ним! – в отчаянии ответила Правена. – Это Явислава сама к нему под руку лезла, чтобы он ее водой облил.
– А почем знать – почему за тобой гонялся? Может, его корнями обвели? Причаровали? А то с чего, скажут, сын боярский, из Киевичей, за девкой безродной…
– Не чаровали мы никого! И мать твоя сказать на нас ничего не может! Ничего она не видела, ничего не слышала! Может, видела, как мы жаб ловили и в печке сушили? На палочку надевали? Слышала, как мы беса Ортемида призывали? Никто не знает ничего!
– А вот ошибаешься! – Грим засмеялся. – Знает кое-кто, где та щепка от бурелома взята. И кто жаб сушил – скажет, кто о том просил. На вас покажет – что тогда?
– От какого еще бурелома? Во снях [644] ты его видел, что ли?
– Того бурелома, на который были жабы надеты – щепку от бурелома надо взять, чтобы между парнем с девкой остуда и разлад случился.
– Ты как будто его видел!
– А я-то и видел!
– Врешь! Где ты мог такое видеть?
– Да в лесу! Знать надо, где такое дерево есть!
Правена почти увидела это дерево – где-то в чаще ствол лежит на мху, топорщатся острые обломанные щепки…
О чем они говорят? Грим знает, где это дерево, откуда щепка…
– Вот сыщется тот ведун или ведунья, что жаб высушил, да и покажет, кто ему за то заплатил, – тише, с угрозой добавил Грим. – Смотри, как бы на тебя не показал. А за порчу на их чад и Свенельдич, и Вуефаст вас повесить велят. И князь не помилует. Кто ему ты и кто Вуефаст?
Правена попятилась. Сокрушило ее не столько это пророчество, сколько мысль, которая наконец сгустилась в голове, как масло в сливках. Она боялась этой мысли, боялась Грима – как бы он ее не угадал, и очень хотела поскорее уйти от него.
Оглянулась, ища пути к бегству. К облегчению своему, увидела, что возле их ворот стоят Хавлот и Болва, занятые вроде бы беседой меж собой, но тот и другой поглядывают на них с Гримом. Ну да, зятья не оставят свояченицу-девицу наедине с чужим парнем, особенно при таких делах.
– Пора мне… – пробормотала Правена и даже в отчаянии пошутила: – А то дурной славы с тобой не оберусь.
И не дожидаясь, что Грим ответит, бегом устремилась назад к своим воротам. Хавлот пропустил ее во двор и закрыл за ней створку, но даже перед собственным крыльцом Правену не оставляло чувство, будто в нее целятся десятки вражеских стрел.
Глава 14
Остаток вечера Правена была сама не своя, но не от испуга, как думали домашние. Отец клялся, что не допустит жену до поединка, что сам, пока Желька не успела по обычаю принести жалобу, пожалуется на нее за клевету и потребует поля, а уж тогда этот вызов придется принять Игмору. Славча и Правена не отговаривали его, но обе, всю жизнь проведя среди гридьбы, понимали, что надежд на успех у отца мало. На его стороне только опыт, но Игмор, в его двадцать шесть лет, тоже держится за меч уже лет двадцать, а к тому же он моложе и здоровее. Отец был человеком среднего роста и с молодости отличался больше ловкостью, чем мощью, а Игмоша здоровенный, от матери унаследовал плотное сложение, но растолстеть еще не успел.
