Юрий Любопытнов - Огненный скит
Федька как будто читал Борисовы мысли:
— Вот именно, пятьдесят. На то она халтура. — Он забросил сигарету в кусты. — Это по-божески, твои двадцать пять, ты не думай… Сворачивай вон в тот переулок, здесь ближе…
Колодин свернул, куда ему указывал «бугор», и они поехали по ровной, как линейка улице, по обеим сторонам которой, в редком лесу стояли дачи. Были они старые, но кое-где виднелись и подновлённые, покрашенные, с чистыми стёклами террас.
— Я-то сначала ходил по плотницкой части, — разоткровенничался Стариков. — Был у меня дальний родственник по матери, плотник, дядя Сережа… Он меня и приобщил, пусть будет земля ему пухом. Чудак был. Брал за час. Такса у него была неизменная — рубль. В день без десятки не возвращался. И считал, что это хорошо. Работал — не филонил. А теперь — что десятка? Так… — Федька махнул рукой.
Свернули на булыжную мостовую. По её краю зеленел новый штакетный забор.
— Посмотри на забор, — указал Федька налево. — Моя работа. С одним малым вроде тебя я его поставил за неделю.
Борис окинул забор взглядом и отметил, что столбы стояли неровно — один ниже, другой выше.
— Что-то столбы выперло, — не то спросил, не то просто так вскользь заметил он.
Федька оглянулся, хотя никого, кроме них, кругом не было.
— Может быть, — ответил он и стал объяснять. — Надо было глубже копать, а хозяин торопил: «Давайте быстрее, на юга уезжаю». Ну быстрее, так быстрее, хозяин — барин. Когда сделали, они как штыки стояли, а теперь… А вот и наша дача, — взмахнул рукой Федька, показывая на высокий с мансардой дом, спрятавшийся за ёлками и берёзами. — Здесь и будем пахать.
Колодин подъехал к забору, к воротам, рядом с которыми была калитка. От неё вглубь участка вела широкая дорога, видно было, что по ней ездили на машине. Дача была обшита тёсом, сбоку желтело новым деревом крыльцо и пристройка, ещё не покрашенная, эффектно выделяющаяся круглыми смолистыми брёвнами.
— Видишь пристройку? — спросил Федька. — Вот под неё мы подведём фундамент.
Он вылез из коляски и забрал чемодан и сумку с инструментами.
— Мотоцикл пока оставь здесь… Хозяина зовут Сергей Платоныч. Деятель науки. Но в нашем деле не смыслит ни аза.
Стариков тронул калитку. Она была заперта.
— Где-то здесь запор, — пробормотал он, шаря рукой по внутренней стороне столба. — Он мне показывал. Ага, вот он.
Калитка, скрипнув, открылась. Федька, пропустив напарника впереди себя, снова закрыл её. Чувствовал он себя вольготно и по участку шёл будто жил здесь всю жизнь, помахивая сумкой и чемоданчиком и независимо поглядывая по сторонам.
Борис осмотрелся. Участок был большой, но запущенный. Впереди дома во множестве росли берёзы, ёлки, рябины. Под ними, ближе к ограде, земля была сплошь усеяна анютиными глазками. Борьке показалось, что они весело посмеиваются, переглядываются между собой и как бы спрашивают его: «А ты зачем сюда пожаловал?» Левее дома часть участка была вскопана, и было посажено несколько яблонь, вишнёвых и сливовых деревьев. Вдоль дорожки, ведущей к разобранному сарайчику, были разбиты клумбы, на них цвели пионы белого и свекольного цвета. У крыльца росли ещё не распустившиеся розы. Пристройка стояла на столбах, и Борис отметил, что фундамент будет высокий.
Подойдя к крыльцу, Федька кашлянул и громко крикнул:
— А где здесь хозяева?
Ударение в слове «хозяева» он сделал на последнем слоге.
На его крик из террасы вышел мужчина лет около шестидесяти, худой, длинный, с большими залысинами. Волосы подстрижены коротко, на висках пробивалась сильная седина, будто он окунул голову в известь. Он спустился со ступенек, почтительно поздоровался с Федькой и Борисом за руку. Бориса оглядел внимательно и испытующе, обратил внимание на сумку с инструментами и чемоданчик.
— Веди, хозяин, к месту событий — пришли мы, — озорно сказал Федька, нагловато усмехаясь.
Борис посмотрел на него и отметил, что Стариков ведет себя «кум королю», держится свободно. Ему это понравилось. Такие люди не дадут в обиду, за ними как за каменной стеной. Ему всегда хотелось быть таким же — раскованным, за словом в карман не лезть, независимым, чтобы к его слову прислушивалсь и ценили. Надо было вырабатывать твёрдость в поведении, в словах и поступках. Борис засунул руки в карманы, выгнул грудь колесом и свысока посмотрел на хозяина дачи.
— Хорошо, что пришли, как и договаривались, — улыбнулся хозяин, широким жестом приглашая прибывших следовать за собой.
Одет он был неказисто: потёртый берет на макушке головы, тонкая плащовая, не раз стиранная куртка поверх клетчатой рубашки, спортивные брюки с лампасами и перемазанные землей кеды.
— Точность вежливость королей, — вспомнил он старый афоризм. — У меня три года назад тоже работали. Но не самостоятельные какие-то: назначат время и не придут…
— Это они, значит, ещё где-то подрабатывали, — объяснил Федька ситуацию, рассказанную хозяином. — Так бывает: и здесь хочется застолбить, и там не упустить — нахапают работы, договорятся, а потом по объектам и бегают.
— Может и так, — согласился хозяин. — Во-вторых, что ни день — давай денег в счёт заработка. Сходят в магазин, выпьют и сидят сказки рассказывают. Какая это работа! Сделали плохо. Я сам после поправлял.
— Мы не такие, — заверил Федька. — У нас все тип-топ.
Он поставил у сарая чемоданчик, вытер платком лоснившееся лицо, достал сигарету и закурил.
— Что это за тип-топ? — спросил Сергей Платоныч, внимательно взглянув на Старикова.
— Вот ты, Сергей Платоныч, человек учёный, а не знаешь, что такое «тип-топ». Это по-нашему о, кей, как говорят французы.
Федька вёл себя с хозяином за панибрата, как старый знакомый, только если не хлопал по плечу. Из-под расстёгнутого ворота выпирала короткая с толстыми жилами железная шея, лоб, крутой, как обух колуна, казался таким же тупым и непробиваемым.
— С чего начнём, Сергей Платоныч, с дома или с сарая?
— Я бы начал с дома, — осторожно заметил хозяин, поглядывая на внушительных размеров Федькин торс, когда тот снимал рубашку, чтоб переодеться. — Надо быстрее фундамент подвести. Сарай, Бог с ним, подождёт.
— Воля ваша. С дома, так с дома, — сказал Стариков и густо сплюнул.
Он походил по дорожке, что-то высматривая и делая руками кругообразные движения над головой. Бугры мышц катались под загорелой кожей.
Хозяин Борису понравился: степенный, вежливый, видать, культурный. Одним словом, профессор, умственного труда человек. К таким людям у Бориса почтение. Хоть и говорят сейчас о стирании граней между умственным и физическим трудом, а когда она сотрётся? Чтобы замантуливать лопатой или кувалдой, большого ума не надо, и учиться не надо, взял в руки — бей, вкалывай! А у людей умственного труда работы не видать, а смотришь — лауреат, герой. И люди они какие-то другие, не похожие на прочих, кого он знал. Помнит Колодин — у соседей отдыхали давным-давно дачники. Один был пожилой, седой, в пижаме, всё ходил к ребятам на «полянку», как они называли пустырь у дороги, и учил ребят играть в шахматы. И этот точно такой же. Только что не в пижаме. Эвон у него весь участок в стройматериалах — толь, оргалит, доски. И сам одет как работяга: резиновые короткие сапоги, клетчатая рубаха, стиранная перестиранная, синяя курточка, вытертый берет…
