Александр Дюма - Королева Марго
– Кормилица! – обратилась к ней Екатерина. – Мой сын приказывает вам, как только придет господин де Нансе, сказать ему, чтобы он сходил за герцогом Алансонским.
Карл движением руки остановил добрую женщину, собиравшуюся исполнить приказание.
– Я сказал – брата, ваше величество, – возразил Карл.
Глаза Екатерины расширились, как у тигрицы, приходящей в ярость. Но Карл повелительным жестом поднял руку.
– Я хочу поговорить с моим братом Генрихом, – сказал он. – Мой единственный брат – это Генрих; не тот Генрих, который царствует там, в Польше, а тот, который сидит здесь в заключении. Генрих и узнает мою последнюю волю.
– Неужели вы думаете, – воскликнула флорентийка с несвойственной ей смелостью перед страшной волей сына: ненависть, которую она питала к Беарнцу, достигла такой степени, что сорвала с нее маску ее всегдашнего притворства, – что если вы при смерти, как вы говорите, то я уступлю кому-нибудь, а тем более постороннему лицу, свое право присутствовать при вашем последнем часе – свое право королевы, свое право матери?
– Ваше величество, я еще король, – ответил Карл – еще повелеваю я, ваше величество! Я хочу поговорить с моим братом Генрихом, а вы не зовете командира моей охраны... Тысяча чертей! Предупреждаю вас, что у меня еще хватит сил самому пойти за ним.
Он сделал движение, чтобы сойти с кровати, обнажив при этом свое тело, похожее на тело Христа после бичевания.
– Государь! – удерживая его, воскликнула Екатерина. – Вы оскорбляете нас всех, вы забываете обиды, нанесенные нашей семье, вы отрекаетесь от нашей крови; только наследный принц французского престола должен преклонить колена у смертного одра французского короля. А мое место предназначено мне здесь законами природы и этикета, и потому я остаюсь!
– А по какому праву вы здесь остаетесь, ваше величество? – спросил Карл IX.
– По праву матери!
– Вы не мать мне, ваше величество, так же, как и герцог Алансонский мне не брат!
– Вы бредите, сударь! – воскликнула Екатерина. – С каких это пор та, что дала жизнь, не является матерью того, кто получил от нее жизнь?
– С тех пор, ваше величество, как эта лишенная человеческих чувств мать отнимает то, что она дала, – ответил Карл, вытирая кровавую пену, показавшуюся у него на губах.
– О чем вы говорите, Карл? Я вас не понимаю, – пробормотала Екатерина, глядя на сына широко раскрытыми от изумления глазами.
– Сейчас поймете, ваше величество! Карл пошарил под подушкой и вытащил оттуда серебряный ключик.
– Возьмите этот ключ, ваше величество, и откройте мою дорожную шкатулку: в ней лежат кое-какие бумаги, которые ответят вам за меня.
Карл протянул руку к великолепной резной шкатулке, запиравшейся на серебряный замок серебряным же ключом и стоявшей в комнате на самом видном месте.
Карл находился в лучшем положении, нежели Екатерина, и, побежденная этим, она уступила. Она медленно подошла к шкатулке, открыла ее, заглянула внутрь и внезапно отшатнулась, словно увидела перед собой спящую змею.
– Что в этой шкатулке так испугало вас, ваше величество? – спросил Карл, не спускавший с матери глаз.
– Ничего, – произнесла Екатерина.
– В таком случае, ваше величество, протяните руку и выньте из шкатулки книгу; там ведь лежит книга, не правда ли? – добавил Карл с бледной улыбкой, более страшной у него, чем любая угроза у всякого другого.
– Да, – пролепетала Екатерина.
– Книга об охоте?
– Да.
– Возьмите ее и подайте мне.
При всей своей самоуверенности, Екатерина побледнела и задрожала всем телом.
– Рок! – прошептала она, опуская руку в шкатулку и беря книгу.
– Хорошо, – сказал Карл. – А теперь слушайте: это книга об охоте... Я был безрассуден... Больше всего на свете я любил охоту... и слишком жадно читал эту книгу об охоте... Вы поняли меня, ваше величество?
Екатерина глухо застонала.
– Это была моя слабость, – продолжал Карл. – Сожгите книгу, ваше величество! Люди не должны знать о слабостях королей!
Екатерина подошла к горящему камину, бросила книгу в огонь и застыла, безмолвная и неподвижная, глядя потухшими глазами, как голубоватое пламя пожирает страницы, пропитанные ядом.
По мере того, как разгоралась книга, по комнате распространялся сильный запах чеснока.
Вскоре огонь поглотил ее без остатка.
– А теперь, ваше величество, позовите моего брата, – произнес Карл с неотразимым величием.
В глубоком оцепенении, подавленная множеством противоречивых чувств, которые даже ее глубокий ум не в силах был разобрать, а почти сверхчеловеческая сила Воли – преодолеть, Екатерина сделала шаг вперед, намереваясь что-то сказать.
Мать терзали угрызения совести, королеву – ужас, отравительницу – вновь вспыхнувшая ненависть. Последнее чувство победило все остальные.
– Будь он проклят! – воскликнула она, бросаясь вон из комнаты. – Он торжествует, он у цели! Да, будь проклят! Проклят!
– Вы слышали: моего брата, моего брата Генриха! – крикнул вдогонку матери Карл. – Моего брата Генриха, с которым я сию же минуту хочу говорить о регентстве в королевстве!
Почти тотчас же после ухода Екатерины в противоположную дверь вошел Амбруаз Паре. Остановившись на пороге, он принюхался к чесночному запаху, наполнившему опочивальню.
– Кто жег мышьяк? – спросил он.
– Я, – ответил Карл.
Глава 13
ВЫШКА ВЕНСЕННСКОГО ДОНЖОНА
А в это время Генрих Наваррский задумчиво прогуливался в одиночестве по вышке донжона; он знал, что двор живет в замке, который он видел в ста шагах от себя, и его пронизывающий взгляд как будто видел сквозь стены умирающего Карла.
Была пора голубизны и золота: потоки солнечных лучей освещали далекие равнины и заливали жидким золотом верхушки леса, гордившегося великолепием молодой листвы. Даже серые камни донжона, казалось, были пропитаны мягким небесным теплом, дикие цветы, занесенные в щели стены дуновением ветра, раскрывали свои венчики красного и желтого бархата под поцелуями легкого дуновения воздуха. Но взгляд Генриха не останавливался ни на зеленеющих равнинах, ни на белых и золотых верхушках деревьев взгляд его переносился через пространство и, пылая честолюбием, останавливался на столице Франции, которой было предназначено со временем стать столицей мира.
– Париж! – шептал король Наваррский. – Вот н – Париж, Париж, то есть радость, торжество, слава, власть и счастье!.. Париж, где находится Лувр, и Лувр, где находится трон. Подумать только, что отделяют меня от столь желанного Парижа всего лишь камни, которые подползли к моим ногам и в которых вместе со мной помещается и моя врагиня!
