Джек Уайт - Рыцари света, рыцари тьмы
Это вмешательство было сколь неожиданным, столь и нежелательным. Белые плащи монахов-рыцарей за последние годы часто появлялись на улицах Иерусалима, хотя община по-прежнему насчитывала всего девять братьев. По упругой поступи приближающегося человека Одо сразу признал в нем самого молодого члена ордена бедных ратников — Сен-Клера, прозывавшегося братом Стефаном. Никто из общины не знал епископа в лицо столь хорошо, как он.
Выругавшись про себя, священник, впрочем, скоро успокоился, убедившись, что рыцарь, кажется, гуляет в одиночестве, будто бы предаваясь мечтаниям, устремив невидящий взор куда-то вдаль и ни на что не обращая внимания. Почувствовав, как екнуло в груди сердце, Одо поспешил свернуть в тупичок и успел вовремя разминуться с Сен-Клером.
ГЛАВА 11
А Сен-Клер меж тем уже не первый час бесцельно бродил по иерусалимским улицам, мучительно взвешивая так и этак решение, которое ему предстояло принять.
Накануне днем во время общинного собрания Гуг де Пайен объявил, что через месяц отправится во Францию. С собой он намеревался взять еще двоих из их числа. Одним из этих двух по вполне понятным и описанным выше причинам был Андре де Монбар, но, чтобы не нарушать законы братства, де Пайен решил, что имя третьего выберет жребий. Таким образом, у каждого появлялась равная возможность войти в состав делегации.
Прибыв во Францию, монахи-рыцари должны были доложить о своих открытиях высшему совету ордена Воскрешения, а затем, при поддержке и одобрении его участников, обратиться с формальным заявлением к человеку, который, несмотря на молодость, уже успел стать влиятельной и уважаемой фигурой среди тамошнего духовенства. Этот священник, урожденный Бернар из Фонтен-ле-Дижон, был широко известен в церковных кругах как Бернар Клервоский — по названию цистерцианского монастыря, который он сам и основал, а теперь занимал в нем сан аббата. Бернар Клервоский приходился Андре де Монбару племянником, поскольку его мать была тому сестрой. Задолго до путешествия в Святую землю де Монбар пожертвовал своему родственнику — и, соответственно, недавно основанному ордену цистерцианцев[29] — обширные поместья, на которых ныне и располагалось Клервоское аббатство. Монах-рыцарь ничуть не сомневался, что его племянник не откажет ему в устроении аудиенции у Папы Римского, в ходе которой собратья намеревались ознакомить понтифика с документами, обнаруженными в подземельях храма.
Все находки к тому времени были тщательно осмотрены и внесены в реестр. Ковчег Завета подвергли скрупулезному внешнему осмотру, и его подлинность была должным образом засвидетельствована, хотя содержимое сундука оставалось нетронутым и неизвестным. Даже де Пайен, самый уважаемый член их общины, не счел себя вправе притрагиваться к такой святыне — тем более рыться в ее недрах. Он велел держать занавес задернутым и не тревожить ларец до тех пор, пока не найдутся люди, которым по достоинству не возбраняется открыть крышку и взглянуть на чудесный клад.
Меж тем содержимое загадочных кувшинов оказалось в точности тем, что и предсказывал де Монбар. В них обнаружились туго перевязанные пергаментные свитки, обернутые для сохранности тканью и запечатанные внутри сосудов для предохранения от сырости, гниения и прочих превратностей времени. Посоветовавшись с Сент-Омером и де Монбаром, де Пайен утвердился во мнении, что сосуды, обнаруженные в крипте под алтарем, важнее тех, что открыто стояли на полу в чертоге. Не зная порядка расположения кувшинов на стеллажах, собратья выбрали восемь из них наугад — по четыре с каждой стены, то есть по одному с яруса.
Руководил выемкой сосудов и доставкой их из крипты в конюшни де Монбар, и никого из монахов это уже не удивляло. Брат Андре проследил, чтобы намеченные кувшины были тщательно обвязаны веревкой по горлышку и помещены в корзины, после чего собратья по двое поднимали грузы наверх и доставляли в скрипторий, где уже во множестве были расставлены деревянные столы — по несколько в каждом углу. Посередине помещения тоже были сдвинуты столы — на них де Монбар загодя разложил документы, которые некогда лично привез из Франции.
Наконец все сосуды благополучно разместили в скрипторий, пометили и пронумеровали. Для осмотра де Монбар выбрал ту пару кувшинов на столе в углу, что располагались по концам галереи. С большими предосторожностями он взломал печати и так же аккуратно вынул содержимое.
Сен-Клер, наряду с остальными, во все глаза смотрел, как раскрывается тайна, ради которой они так долго и усердно трудились. Каково же было его разочарование, граничащее едва ли не с огорчением, когда в кувшинах оказалось не что иное, как в самом деле — просто старые свитки! Несмотря на всю свою начитанность и осознание неоспоримой древности и пресловутой ценности обнаруженных ими пергаментов, он тем не менее не мог отделаться от впечатления несоизмеримости тех громадных временных и физических затрат по сравнению с ничтожностью самой находки. Его собратья, врубавшиеся в твердую скалу бок о бок с ним, начинали раскопки в гораздо более почтенном возрасте, чем он сам. Целое десятилетие они тратили свои угасающие силы на непомерный труд каменотесов — только чтобы наткнуться на кипу этих устарелых криптограмм.
Стефану казалось, что и остальные монахи так же досадуют на несостоятельность сокровищ, как и он, но, в любом случае, ни один из них не подал вида. Все замерли в почти благоговейном молчании, а де Монбар тем временем велел принести плошку с водой. Он тщательно вымыл руки, затем насухо вытер их чистым полотенцем и, наконец, уселся за стол, на котором неторопливо расправил ладонями одну из частей свитка. Буквицы и значки на пергаменте были крошечные, искусно выписанные, но содержание написанного для всех — кроме, пожалуй, самого де Монбара — было совершенно неведомо и непонятно.
Брат Андре сидел словно пригвожденный — во всем его теле подвижными оставались только глаза, которые без устали бегали по строкам документа. Монахи понемногу начали шевелиться и ерзать на месте. Даже де Пайен с Сен-Омером нетерпеливо мялись, не сводя напряженного взгляда с ученого собрата; по лицам наставников ясно читалось, что оба они затаили дыхание. Наконец де Монбар удовлетворенно кивнул и разогнул спину, выпустив пергамент, отчего тот немедленно скатался в свиток. Затем он по очереди взглянул на старших монахов и произнес, еще раз решительно кивнув:
— Да. Да, это оно! Все подтвердилось. Именно это мы и искали.
Гуг де Пайен громко охнул, а Сент-Омер вдруг шлепнул его по плечу. Сероватое, изборожденное рубцами лицо брата Годфрея расплылось в улыбке. Остальные монахи озадаченно переглядывались, не скрывая своего непонимания. Де Монбар тем временем уже поднялся и перешел к столу в середине помещения, где были аккуратно разложены различные документы. Он принялся перебирать их, наскоро просматривая, и наконец взял один и вернулся с ним к старинному свитку. Только тут брат Андре заметил устремленные на него вопросительные взгляды и остановился в нерешительности, затем улыбнулся и, присев на краешек стола, осмотрел всех поочередно. Его улыбка неожиданно сменилась удрученной гримасой.
