Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1
Судья передал приговор палачу. Вермудес только для формы взглянул на подпись и печать.
— Исполняй свою обязанность, палач! — сказал судья.
Вермудес сбросил свою черную мантию и отдал ее одному из помощников, но вдруг внизу у ступенек послышался зловещий шум и говор — другой помощник сорвал покрывало с плахи. Мерино, безгласная жертва палача, был обнажен до самых плеч.
Когда уже Вермудес выхватил секиру из футляра и уже замахнулся ею, монах в полном облачении, протискавшись через толпу, порывался вбежать по траурным ступеням эшафота.
Ропот удивления пронесся в безмолвной тишине — это Антонио, великий инквизитор, старец из Сайта Мадре, он подымается на эшафот. Во дворце на улице Фобурго, верно, решились на что-нибудь отчаянное!
С поднятыми к небу руками и исступленным, повелевающим взором, он обратился к бесчисленной толпе — казнь была прервана.
— Остановитесь — не призывайте гнева Божия на главы свои — палач казнит мертвеца! — воскликнул великий инквизитор…
. Ужас выразился на всех лицах. Вермудес посмотрел на свою жертву, которую палачи уже привязывали к плахе. В разъяренной толпе раздались крики:
— Смерть лицемерному монаху! Мерино должен быть казнен!
Страшное проклятие фанатика-инквизитора было заглушено криком ненависти рассвирепевшего народа.
— Делай свое дело, палач! — сказал судья. Вермудес снова подымает сверкающую секиру, которую перед тем опустил перед собой.
Антонио со злостью и ненавистью увидал, что народ не слушается его и что он не в состоянии вырвать Мерино из рук палача. Со страшным проклятием, шатаясь, спустился он по ступеням. Толпа, торжествуя, закричала ему вслед.
Вермудес взглянул на свою неподвижную, безгласную жертву, но ведь ему нельзя рассуждать или колебаться, он обязан исполнить приговор, который предъявили ему за подписью и печатью. На его строгом, холодном лице не видно сострадания.
— Смерть лицемерному монаху! Мерино должен быть казнен! — гудело в толпе, а великий инквизитор, удаляясь между двумя рядами алебардистов, подвергался опасности быть схваченным и убитым угрожающей толпой, простиравшей уже к нему свои тяжеловесные кулаки.
Вермудес еще раз обвел вокруг себя глазами, он все выжидал, не произнесет ли какой-нибудь священник напутственного, утешительного слова умирающему грешнику. Никто не шевельнулся. Тогда громким и строгим голосом он произнес:
— Господи помилуй и спаси его!
Палач поднял секиру — она блеснула в воздухе, почти беззвучно отделив голову от туловища, и застряла в своей жертве. Не показалось ни капли крови, теперь только Вермудес убедился, что казнил мертвеца.
Но мадридский палач привык к подобным зрелищам, ведь недаром отец учил сына своему страшному ремеслу.
Голова Мерино далеко покатилась по черному сукну. Вермудес, как всегда, обтер свою секиру и, нашептывая короткую молитву, спрятал в красный футляр. Барабанный бой раздался снова; судьи, присутствовавшие при этой потрясающей казни, сошли опять по ступеням, палач последовал за ними, а помощники его отвязали от плахи тело Мерино. Когда же, при барабанном бое, войска удалились с площади, помощники потащили тело умершего к своей колеснице.
Народ как вкопанный все еще стоял на обширной площади и прилегающих к ней улицах. Помощники палача положили голову Мерино к его ногам и повезли казненного на кладбище святого Антиоха, где у наружной стены бросают в общую яму всех проклятых преступников. Эшафот же, чего никогда еще не было, должен был стоять на площади Педро три дня и три ночи для назидания народу.
Когда колесница, запряженная двумя ослами, за которой следовали помощники палача, пробиралась сквозь толпу, всякий желал бросить взгляд на мертвого монаха. Долго еще стоял народ на обширной площади и рассуждал о страшнейшей казни, когда-либо совершенной на земле.
КЛАДБИЩЕ ЦЕРКВИ СВЯТОГО АНТИОХА
На возвышенности Песеда приблизительно впятистах шагах от предместья Мадрида, носящего это название, начиналось обнесенное высокой стеной кладбище церкви святого Антиоха.
Дорога к холму, на котором оно помещалось, была обсажена густыми каштановыми деревьями. Даже в феврале, когда деревья еще не покрыты листьями, дорога эта была тениста и мрачна.
На кладбище веяло миром и покоем. Здесь не было больше ни бедных, ни богатых. Наряды и золото оставлено родственникам, которые скоро утерли притворные слезы и вообразили, что выказали свое горе и тоску, воздвигая великолепный склеп для умершего, так неожиданно перенесенного из богатого дворца в холодную, мрачную могилу. Могилу же бедняка украшают цветущая роза, да деревянный крест, но над ней проливает слезы настоящая любовь. Голодавшие и нуждавшиеся покоятся здесь так же мирно, как и те, которые провели жизнь в довольстве и изобилии.
Подобные мысли теснятся в голове, когда, пройдя через ворота старой, полуразрушенной стены, очутишься на кладбище церкви святого Антиоха. Направо ведет широкая, обвитая плющом колоннада к великолепным памятникам; тут стоят, один пышнее другого, роскошно украшенные памятники графов и баронов, а там, в каких-нибудь десяти шагах, мирные холмы бедняков. Над всеми могилами шелестят и шепчутся высокие, всех осеняющие кипарисы и пины, и над всеми царит Божий мир и тишина.
По мере приближения по широкой дороге к золотоглавой часовне, стоящей на вершине горы среди многочисленных памятников, открывается очаровательный вид на паркообразное кладбище, на поля и на луга, на бурлящие улицы Мадрида.
Внизу за дорогой тянулась растрескавшаяся высокая стена, около которой помещались могилы самоубийц и казненных. Отделенные широкой каменной дорогой от возвышающихся рядов других могил, они стояли заброшенные, наводя ужас на проходящих. Эти отвергнутые, презираемые холмы похожи на людей, которых все опасаются, на прокаженных, с которыми стараются не встречаться… Только кое-где на этих пустынных и полуразвалившихся холмах растет дикая роза или белый цветущий куст жасмина. Его никто не сажал, он сам вырос на этом холме, обдавая его своим нежным запахом, как будто утешая и украшая отвергнутых. Тут лежит виновный возле невинного, разбойник возле несчастного, который, не находя в жизни ничего, кроме забот и лишений, искал в смерти желанного покоя. Тут же лежит Риэго, борец за свободу, первый герой своего времени, которого Вермудес лишил жизни по приказанию Фердинанда. Помощники палача открыли именно эту могилу и к поборнику божественного духа свободы, останки которого уже сгнили, бросили' монаха Мерино, поборника страшного мрака — Риэго и Мерино были в одной могиле.
![Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
