Александр Дюма - Королева Марго
В этот день король Карл IX еще раз показал такую силу воли, которой, кроме него, быть может, не обладал никто: в течение двух недель он был прикован к постели, он был слаб, как умирающий, и бледен, как мертвец, но в пять часов вечера он встал и надел свой лучший костюм. Правда, во время одевания он три раза падал в обморок.
В восемь часов вечера Карл осведомился о сестре: он спросил, не видел ли ее кто-нибудь и не знает ли кто-нибудь, что она делает. Никто не мог ему на это ответить, потому что королева вернулась к себе в одиннадцать утра, заперлась и запретила открывать дверь кому бы то ни было.
Но для Карла не существовало запертых дверей. Опираясь на руку де Нансе, он направился к апартаментам королевы Наваррской и неожиданно вошел к ней через потайной ход.
Хотя он знал, что его ждет печальное зрелище, и заранее подготовил к нему свою душу, плачевная картина, какую он увидел, превзошла его воображение.
Маргарита, полумертвая, лежала на шезлонге, уткнувшись головой в подушки; она не плакала и не молилась, а только хрипела, словно в агонии.
В другом углу комнаты Анриетта Неверская, эта неустрашимая женщина, лежала в обмороке, распростершись на ковре. Вернувшись с Гревской площади, она, как и Маргарита, лишилась сил, а бедная Жийона бегала от одной к другой, не осмеливаясь сказать им хоть слово утешения.
Во время кризиса, который следует за великим потрясением, люди оберегают свое горе, как скупец – сокровище, и считают врагом всякого, кто пытается отнять у них малейшую его частицу.
Карл IX открыл дверь и, оставив де Нансе в коридоре, бледный и дрожащий, вошел в комнату.
Обе женщины не видели его. Жийона, пытавшаяся помочь Анриетте, привстала на одно колено и испуганно посмотрела на короля.
Король сделал ей знак рукой – она встала, сделала реверанс и вышла.
Карл подошел к Маргарите; с минуту он смотрел на нее молча; потом обратился к ней с неожиданной для него нежностью в голосе:
– Марго! Сестричка!
Молодая женщина вздрогнула и приподнялась.
– Ваше величество! – произнесла она.
– Сестричка, не падай духом! Маргарита подняла глаза к небу.
Да, я понимаю, – сказал Карл, – но выслушай меня.
Королева Наваррская сделала знак, что слушает.
– Ты обещала мне прийти на бал, – сказал король.
– Кто? Я? – воскликнула Маргарита.
– Да, ты обещала, тебя ждут, и если ты не придешь, твое отсутствие вызовет всеобщее недоумение.
– Простите меня, брат мой, – Ответила Маргарита, – вы же видите: я очень страдаю.
– Пересильте себя.
Маргарита попыталась взять себя в руки, но силы покинули ее, и она снова уронила голову на подушки.
– Нет, нет, не пойду, – сказала она. Карл взял ее за руку и сел рядом с ней.
– Марго! Я знаю: сегодня ты потеряла друга, – заговорил он, – но подумай обо мне: ведь я потерял всех своих друзей! Даже больше – я потерял мать! Ты всегда могла плакать так, как сейчас, а я даже в минуты самых страшных страданий должен был найти в себе силы улыбаться. Тебе тяжело, но посмотри на меня – ведь я умираю! Будь мужественной, Марго, – прошу тебя, сестра, во имя нашей доброй славы! Честь нашего королевского дома – это наш тяжкий крест, будем же и мы нести его, подобно Христу, до Голгофы; если же мы споткнемся на пути, мы снова встанем, безропотно и мужественно, как и Он.
– О, Господи, Господи! – воскликнула Маргарита.
– Да, – сказал Карл, отвечая на ее мысль, – да, сестра, жертва тяжела, но все чем-нибудь жертвуют: одни жертвуют честью, другие – жизнью. Неужели ты думаешь, что я в свои двадцать пять лет, я, взошедший на лучший престол в мире, умру без сожаления? Посмотри на меня... у меня и глаза, и цвет лица, и губы умирающего, это правда. Зато улыбка... разве, глядя на мою улыбку, не подумаешь, что я надеюсь на выздоровление? И однако, через неделю, самое большее – через месяц, ты будешь оплакивать меня, сестра, как оплакиваешь того, кто расстался с жизнью сегодня утром.
– Братец!.. – воскликнула Маргарита, обвивая руками шею Карла.
– Ну так оденься же, дорогая Маргарита, – сказал король, – скрой свою бледность и приходи на бал. Я велел принести тебе новые драгоценности и украшения, достойные твоей красоты.
– Ах, эти брильянты, туалеты... Мне сейчас не де них! – сказала Маргарита.
– Жизнь вся еще впереди, Маргарита, – по крайней мере для тебя, – с улыбкой возразил Карл, – Нет! Нет!
– Помни одно, сестра: иной раз память умерших почтишь всего достойнее, если сумеешь подавить, вернее, скрыть свое горе.
– Хорошо, государь! Я приду, – дрожа, ответила Маргарита.
Слеза набежала на глаза Карла, но сейчас же испарилась на воспаленных веках. Он поклонился сестре, поцеловал ее в лоб, потом на минуту остановился перед Анриеттой, ничего не видевшей и не слыхавшей, промолвил:
– – Несчастная женщина! – и бесшумно удалился.
После ухода короля сейчас же вошли пажи – они несли ларцы и футляры.
Маргарита сделала знак рукой, чтобы все это положили на пол.
Пажи вышли, осталась одна Жийона.
– Приготовь мне все для туалета, Жийона, – сказала Маргарита.
Девушка с изумлением посмотрела на госпожу.
– Да, – сказала Маргарита с непередаваемым чувством горечи, – да, я оденусь и пойду на бал – меня там ждут. Не мешкай! Так день будет закончен: утром – праздник на Гревской площади, вечером – праздник в Лувре!
– А ее светлость герцогиня? – спросила Жийона.
– О! Она счастливица! Она может остаться здесь, она может плакать, она может страдать на свободе. Ведь она не дочь короля, не жена короля, не сестра короля. Она не королева! Помоги мне одеться, Жийона.
Девушка исполнила приказание. Драгоценности были великолепны, платье – роскошно. Маргарита никогда еще не была так хороша.
Она посмотрела на себя в зеркало.
– Мой брат совершенно прав, – сказала она. – Какое жалкое создание – человек!
В это время вернулась Жийона.
– Ваше величество, вас кто-то спрашивает, – сказала она.
– Меня?
– Да, вас.
– Кто он такой?
– – Не знаю, но больно страховиден: при одном взгляде на него дрожь берет.
– Спроси, как его зовут, – побледнев, сказала Маргарита.
Жийона вышла и сейчас же вернулась.
. – Он не захотел назвать себя, ваше величество, но просит меня передать вам вот это.
Жийона протянула Маргарите ковчежец – вчера вечером Маргарита отдала его Ла Молю.
– Впусти, впусти его! – поспешно сказала Маргарита.
Она еще больше побледнела и замерла.
Тяжелые шаги загремели по паркету. Эхо, по-видимому, возмущенное тем, что должно воспроизводить этот шум, прокатилось под панелями, и на пороге показался какой-то человек.
