Обманщики. Пустой сосуд (СИ) - Иорданская Дарья Алексеевна

Так ни о чем и не договорившись, они снова двинулись в путь.

Несмотря на то, что давно уже вечерело, становилось все жарче и жарче, а потом вдруг повеяло приятным холодком и запахло солью. Взобравшись на очередной бархан, они увидели раскинувшиеся внизу солончаки. На горизонте заманчиво поблескивала вода.

— Там… — Лин указала вперед.

— Это, скорее всего, мираж, — покачал головой Шен Шен. — Никаких озер тут нету.

— Да нет, — девушка указала на мягкие лиловые облачка, то тут, то там покрывающие просоленную землю. — Там кермек.

Шен Шен пожал плечами, даже не делая вид, что понимает, о чем идет речь.

— Кермек — отличное кровеостанавливающее средство, — пояснил Ильян. — Может пригодиться.

— Вы трое не туда смотрите.

Голос Дзянсина прозвучал напряженно. Обычно говорил он спокойно, ровно — так звучали голоса всех без исключения воинов, что встречались Шену в жизни, — но сейчас в нем были если не страх, то тревога.

Солончаки пылили. Серо-голубое облако двигалось хаотично, быстро меняя направление, и тем не менее, неуловимо приближалось. К собственному удивлению, Шен оказался в своих невысказанных подозрениях прав, и все эти пометки на карте означали опасность. И они четверо были на этих барханах как на ладони.

— Нужно уходить, — еще напряженнее проговорил Дзянсин.

— Куда? — Шен развел руками. — Нам некуда скрыться.

— В разные стороны.

Дзянсин снял верхний халат, был он серо-желтого, песчаного цвета, и набросил на голову Лин.

— Спрячься под этим и пережди. Издалека тебя не заметят, близко не подойдут. Я пока отвлеку их. Вы двое — врассыпную.

Перехватив удобнее меч, Дзянсин сбежал вниз по осыпающемуся песчаному склону и побежал через солончаки. Халат на нем был голубой, пояс — коричневый, и его хорошо было видно на светлой растрескавшейся земле.

Ильян после секундных раздумий, убедившись, что Лин под халатом Цзюрена на песке практически не видно, бросился влево по гребню осыпающегося под ногами бархана. Халат на нем был тяжелый, он оттягивал плечи назад и сильно тормозил. И слабость давала о себе знать. Приступ скрутил его, как всегда, не вовремя. Ноги свело судорогой, горло перехватило, в сердце точно иглу вонзили, и Ильян рухнул, как подкошенный. Над головой свистнул кнут, не задев лишь чудом. Перевалившись тяжело на спину, Ильян уставился в безжиненное, выбеленное небо, которое вскоре закрыли темные лица.

Их было шесть или семь: начиная считать, Ильян каждый раз сбивался. Диковатые лица, широкоскулые, с очень темными глазами, скрывала буйная растительность. Настоящие пустынные варвары из сказок, которые жарят неосторожных путников на вертелах.

Ильяна вздернули на ноги и поволокли куда-то. Жарить, наверное. Последнее, что он помнил: как его мешком перекинули через седло. В нос ударил запах конского пота и недавно выделанной кожи, и все померкло.

В себя Ильян пришел, должно быть, много часов спустя в кромешной темноте. Впрочем, зрение прояснилось, и мрак понемногу рассеялся. Вскоре уже можно было разглядеть тонкие лучи солнечного света, точно золотые нити, прошивающие воздух. Они таяли на полпути. Ильян лежал на дне глубокой ямы.

Глаза совсем привыкли к темноте, и, сев, он смог оглядеться. Яма была по размерам небольшой и совершенно пустой. На шершавых стенах то тут, то там проступали сырые пятна. Пересохший колодец? Еще здесь, внизу, было невероятно холодно, а может, это просто озноб бил. Ильян плотнее закутался в халат и спрятал зябнущие руки в рукава.

Положение его было скверным. Он не только не продвинулся в поисках лекарства, но и угодил в смертельно опасную ситуацию.

Про дикарей-кочевников из пустынь рассказывали разное. Только приятных историй почти не было. Полудикие племена этих мертвых земель скитались, не имея ни дома, ни имущества, и жили охотой и грабежом. Об их обычаях рассказывали самые небывалые вещи: будто они женятся на своих матерях и сестрах; будто не брезгуют человечиной; будто промышляют страшным черным колдовством и говорят на птичьем наречьи.

Вот это последнее совершенно точно было ложью: Ильян немного знал язык кочевников, изучил, пока жил в приграничье, — но вот насчет всего остального никакой уверенности не было. Места здесь дикие, суровые, так что все возможно.

Крышка, накрывающая яму, откинулась, и вниз хлынул поток света, но дна не достиг.

— Он очнулся! — крикнул молодой звонкий голос.

Ильян с облегчением выдохнул. Здесь говорят почти так же, как и на юге, лишь немного по-иному произнося слова, а значит, можно будет попробовать договориться.

Сверху послышалась какая-то возня, потом вниз слетела толстая конопляная веревка, а по ней ловко спустился дикарь. Ильян поднялся с земли и замер, выжидая. Дикарь обвязал его веревкой — руки оставил свободными — после чего Ильяна вытащили наружу.

Яркое предзакатное солнце — времени с момента его пленения прошло, кажется, совсем немного — заставило его зажмуриться. С закрытыми глазами он подставил лицо его ярким лучам, чтобы согреться.

Толчок в спину вышел весьма болезненный.

— Иди.

Это было сказано по-каррасски. Потом сзади послышалась перебранка на два голоса, такая быстрая, что Ильян не смог разобрать ни слова, а сразу после этого его запястья коснулась нежная, теплая рука.

— Идемте, господин. Следуй за мной.

Ильян обернулся. Рядом, продолжая касаться его руки, стояла девушка весьма экзотической внешности, с огромными, янтарного цвета глазами. Ее прическу — множество причудливо уложенных кос — украшали шпильки с металлическими подвесками, звенящими при каждом шаге. Девушка была очень… мелодичная.

— Идемте, — повторила она на несколько неуклюжем каррасском, выпустила руку Ильяна и пошла вперед.

Его не удерживали, не связывали, ни к чему не принуждали, и Ильян пошел за девушкой с относительно спокойным сердцем.

Пока они шли через стоянку, Ильян осматривался с любопытством, которое на время притупило боль и страх. И все вокруг выглядело чудным и непривычным, однако назвать это место пугающим было, пожалуй, нельзя. Кругом стояли пестрые шатры, образующие причудливую спираль. В центре был устроен большой костер, прогоревший до углей, и на вертеле жарилась чья-то крупная туша. Заманчиво пахло мясом.

— Сюда, — девушка подошла к самому большому из шатров, покрытому парчой и шкурами, и откинула в сторону полог. — Заходи.

Ильян мгновение помедлил, а потом перешагнул порог.

— Рад, что вы в порядке, мастер Ильян, — улыбнулся Цзюрен.

— И я рад, мастер Дзянсин, — кивнул Ильян, ничуть не удивленный, что воин вышел сухим из воды.

Преследователи были вооружены плетьми, поэтому Цзюрен меч обнажать не стал. Он положился на скорость и ловкость и достаточно длительное время убегал, петляя, точно заяц. Лошади, пугливые создания, шарахались от него, вставали на дыбы, и наездникам требовалось немалое усилие, чтобы удержать их. Под ногами был не осыпающийся песок, а твердые солончаки, и Цзюрен мог довольно долго петлять. И еще не выдохся, когда один из всадников соскочил с коня.

На нем был знакомый Цзюрену по боям на юге алый вышитый кафтан — такие носят предводители кочевников и командиры их отрядов. Лицо скрывала, как, впрочем, и у всех остальных, тканевая маска. Сразу и не скажешь, боялись ли они быть узнанными или же просто не хотели наглотаться песка и пыли.

Предводитель небрежно пристроил свой кнут на луку седла и неспешно обнажил меч. Клинок Цзюрену понравился. Хороший, честный, прямой, лишенный ненужных украшений, которые, к его досаде, стали входить в моду в Карраске. Противник подошел, танцуя, и Цзюрен тоже обнажил свой меч.

Ему давненько не приходилось сражаться по-настоящему. В усадьбе он устроил тренировочный зал, а пару раз в месяц выезжал в форт Цыже, где стоял гарнизон генерала Анга. Но это было совсем не то. Старине Ангу сражаться в полную силу не давала давняя травма, а его мальчики-подчиненные до того робели перед прославленным Дзянсином, что это больше напоминало бойню. С тем же успехом Цзюрен мог топтать муравьев.