Амеде Ашар - Золотое руно
Голос его несколько изменился, когда он произнес:
— Хорошо, я повинуюсь. Но не говорите, что я вас никогда не любил. Ладно, я стану барышником и достану лошадей. Деньги у меня есть, а с ними и одежда черногорца, которого мне пришлось убить в схватке. Теперь выберем место укрытия.
Они отправились к турецкому лагерю. Вскоре Угренок показал им лощину, где можно было укрыться с лошадьми.
Лощина шла между склонов холмов, покрытых густым лесом и кустарником. В ней мог спрятаться целый эскадрон. К ней вела тропинка, проложенная пастухами. Угренок сам пробежал по этой лощине, спасаясь от гнавшегося за ним часового.
Маркиз остановился на том месте, где тропинка спускалась в лощину.
— Ладно, — сказал Сент-Эллис — я останусь здесь и достану лошадей. Храни вас Господь!
Принцесса нагнулась к нему.
— Поцелуйте меня. — сказала она. — Если бы я не любила его, я бы любила вас.
Пошли дальше. По предложению Угренка договорились, что сигналить друг друга будут троекратным криком ночной совы.
— Этот мальчик хитер, как обезьяна, — заметил Коклико. — Так, что ли, Кадур?
— Так.
Спустя минуту, маркиз остался один. Он въехал в лощину, покрытую густой лесной тенью. Светало.
Через пару сотен шагов разделились попарно: Коклико с Угренком поехали в одну сторону, Кадур с принцессой — в другую. Высокий тополь, росший одиноко на краю поля, служил им приметой и указывал, в какой стороне лежит лощина.
Оставшись вдвоем с принцессой, араб замедлил шаг и обратился к своей спутнице.
— Согласившись ехать со мной, вы решились на все? — спросил он, делая ударение на последнем слове.
— Что значит «все»?
— Это значит не не отступить ни перед чем. Нас ждет случай, неизвестность… И как бы ни тяжелы были последствия, придется принимать их беспрекословно.
Слабый румянец покрыл щеки принцессы. Помедлив, она ответила серьезным тоном:
— Езжай, я следую за тобой.
Любовь… Ничем больше принцесса не руководствовалась, никакой большей силы в мире она не знала. Просто она была женщиной. В самом прекрасном и полном смысле слова.
Тем временем Югэ пребывал в тюрьме, где Брикетайль оставил его после пытки. И в тот момент, когда две пары его друзей двигались к лагерю, к нему в тюрьму пришел сей господин, веселый и бодрый.
— Ну как здоровье вашей милости этим утром? — спросил он. — Надеюсь, ночь провели недурно? Несколько некомфортные условия, но Венгрия, знаете ли далековата от Парижа. Не так ли?
Он сел на связку соломы.
— Не хотите ли побеседовать? Не хотите. Ну ладно, я поговорю и один. Вы, надеюсь, не забыли, что через час — два возобновится небольшая операция. Впрочем, у вас есть возможность сделать для турецкой армии то, что вы собирались сделать для французской
Бросить монету решкой, а не орлом. А немного сраму — это же ерунда, поверьте.
— Вы, стало быть, об этом уже получили представление, — ответил Монтестрюк.
— А, вы заговорили… Тем лучше. Диалог всегда веселее монолога.
Брикетайль поудобнее расположился на соломе.
— Что же, поговорим о зигзагах судьбы. Вы уже не раз держали меня в своих руках, но выпускали на волю. Теперь я повторяю первую часть этой истории, но позвольте мне её не продолжать, как вы. вас не научили пользоваться моментом, и в этом наши различия с вами. Вообще то я вас понимаю: вы молоды, а приходится лишаться не только прекрасной и богатой невесты (Шиврю своего не упустит), но и жизни.
При имени Шиврю Югэ вздрогнул.
— Вам не нравится ваш соперник? Но у вас есть средство его опередить. Это доносительство — и вы возвращаетесь к Монлюсон свободным человеком. Захотите стать пашой — примите их веру. Отдадите мадемуазель Монлюсон султану — вы можете надеяться на все.
При этих словах Монтестрюк с отвращением отвернулся к стене.
— Молчание — знак согласия, говорят все. Я же толкую пословицу наоборот, как знак отказа. Тогда вспомним о нашем нетерпеливом друге Кьюперли. Ему, кажется, понравились вчерашние капли. Если заставить его ждать, он может сильно обидеться. Надо срочно ехать к нему.
Великий визирь уже ждал их на вчерашнем месте, вкушая варенье.
— Молодой человек не виноват, что опоздал, — произнес Брикетайль. — На минуту его посетил было добрый ангел, но потом опять взяли верх дурные инстинкты. Надеюсь, что, подвергнув его новому испытанию, можно открыть его душу раскаянию. Тем самым — по новой вере — мы совершим богоугодное дело. Ибо наш Бог всемилостив и и прощает раскаявшуюся душу даже самого закоренелого преступника.
Монтестрюк с презрением посмотрел на своего врага, сплюнул в его сторону, и отвернулся. Великий визирь с любопытством воззрился на Брикетайля. Тот весь побелел от злости.
— По нашей вере нераскаявшегося преступника ждет ад, — произнес он зловеще. — Но зачем тратить время на ожидания? Ад можно сделать и на земле…
Началось повторение вчерашнего процесса — капли воды снова стали падать с тяжелым стуком не голову Монтестрюка.
В это время в палатку вошел араб и с ним молодой невольник в белой одежде и с укрытым вуалью лицом. Араб подошел к визирю, в то время как невольник, словно в изнеможении, прислонился к столбу шатра.
— Ты кто? — спросил визирь.
— Узнаешь, когда мы останемся одни, — ответил Кадур, делая знак в сторону Брикетайля.
— Ты знаешь, что если кто меня беспокоит понапрасну, тот недолго этому радуется? — спросил визирь.
— Знаю.
Тут Брикетайль, вместо того, чтобы выйти, подошел к визирю.
— Берегись, — проговорил он быстро, обращаясь к нему, — ты их не знаешь. Может, они подосланы, чтобы убить тебя.
Кадур спокойно вынул из-за пояса саблю и пистолеты и бросил их на пол.
— Я безоружен, — пояснил он, а ты, великий визирь, если не выслушаешь меня, то в ближайшей битве об этом пожалеешь.
Тем временем капли капали, молодой невольник дрожал всем телом, а Монтестрюк впился жадным взглядом в Кадура, уже не чувствуя боли.
— А тот кто? — закричал Брикетайль, указывая на невольника. — Он, может, и есть убийца!
— Ребенок, — спокойно произнес Кадур, откидывая рукав одежды невольника и обнажая маленькую нежную руку.
Брикетайль, сердито ворча, неохотно вышел из шатра.
— Говори же, — обратился визирь к Кадуру.
— Я только что приехал из лагеря неверных, — ответил Кадур. — Если ты отдашь мне этого человека, — указал он на Югэ, — сообщу тебе сведения об их силах.
— Подлец! — воскликнул Монтестрюк.
— А зачем он тебе? — спросил Кадура Ахмет.
— Я его ненавижу. Он унизил меня, заставил бить палками. А я сын шейха. Посмотри, у меня следы ударов на спине.
