Дороти Лаудэн - Меж двух миров
Некоторым препятствием в настоящий момент были для нее только дети. Хотя Микаэла на следующий же день открылась им и рассказала о намерениях Тимоти, это не принесло в семью мира. Колин отреагировала с особенно резким неприятием. Но ее обвинения в «пренебрежении к детям» Микаэла отвергла как «детскую ревность». Она не стала скрывать и своего разочарования оттого, что такая во всем прочем взрослая девочка цепляется за материн подол, не желая делить его с другими.
Брайен же, напротив, молчал.
В эту субботу всю первую половину дня Микаэла наслаждалась тишиной в своей больнице, куда пришла для того, чтобы разделаться наконец с давно накопившимися бумажными делами. Но дверь приемной внезапно распахнулась, и Салли буквально ворвался внутрь. На лице его читались растерянность и недоумение. Не дожидаясь приглашения, он бросился к Микаэле и шлепнул перед нею на стол газету.
«ВРАЧ ВЫХОДИТ ЗАМУЖ ЗА СВЯЩЕННИКА!» — было напечатано там большими буквами.
— Что это значит? — спросил Салли, требовательно глядя на Микаэлу.
Микаэла некоторое время раздумывала. Она не могла объяснить, откуда пошел этот слух. Разве что кто-нибудь из детей проболтался, возможно в лавке Лорена Брея, в непосредственной близости от типографской машины.
— Это еще не решено, но я об этом думаю, — сказала Микаэла после короткой паузы.
— Надеюсь, ты понимаешь, что это решение касается не только тебя? — Салли ни на секунду не сводил с Микаэлы глаз, но Микаэла выдержала его сверлящий взгляд.
— Я это очень хорошо понимаю, именно поэтому размышляю особенно основательно, — ответила она. — Брайену и Колин давно уже нужен отец, — продолжала она, красноречиво глядя на Салли. — И я рада, что нашелся человек, который готов взять на себя эту роль и всю связанную с этим ответственность.
Салли некоторое время молчал. Ему было трудно дышать.
— Ты его любишь? — спросил он наконец.
— Он… мне нравится, — ответила Микаэла, — и я могу себе представить, что у нас с ним получится хорошая семья.
— Микаэла! — Глаза Салли сузились в щелки. — То, что ты делаешь, безответственно. Это безответственно по отношению к твоим детям. Они чувствуют себя заброшенными и боятся, что окончательно потеряют тебя.
— Только, пожалуйста, не рассказывай мне об ответственности, — вспылила Микаэла.
— Нет уж, позволь, — ответил Салли, и никогда еще Микаэла не видела его таким разъяренным. — Твоя безответственность затрагивает в первую очередь тебя самое. Если вы не любите друг друга, ты предаешь не только себя и его преподобие, но ты действуешь против приютских сирот, пренебрегая своим долгом. Одна ты не сможешь разрешить их проблем. А для жителей города они на всю жизнь останутся подкидышами. Так с ними и будут обращаться. Но тебе приятнее заниматься чужими трудностями, чем своими собственными и трудностями твоих близких.
Микаэла подскочила со стула.
— Я не спрашивала у тебя совета! — выкрикнула она.
— Тем не менее я тебе его дам, — ответил Салли. — Если ты считаешь, что сможешь за все ответить, тогда выходи замуж за священника.
С этими словами он вышел вон, и Микаэле показалось, что стук закрывшейся двери еще долгим эхом отдавался у нее внутри.
Это Тимоти пришла в голову мысль пригласить всех жителей города в воскресенье после богослужения на пикник, приготовленный на площади перед церковью. Он надеялся, что совместная трапеза горожан с приютскими детьми сблизит их и снимет отчужденность. Но не успели колокола отзвонить, как на площади не осталось ни души. Если не считать его преподобия, приютских сирот и Микаэлы с ее семейством.
Дети шумной гурьбой толпились вокруг накрытых столов, а священник вернулся в церковь, чтобы привести там кое-что в порядок перед тем, как отправиться к столу и присоединиться к «своей» семье, как он называл ее про себя.
Микаэла вошла за ним в храм. Правда, она немного поколебалась, но потом все же заговорила, окликнув его преподобие.
— Тимоти, я долго думала.
Священник удивленно обернулся. На лице его появилось радостное выражение.
— О, Микаэла, а я вас и не заметил! — воскликнул он и шагнул ей навстречу.
Горячим жестом он взял ее за руки. Но Микаэла чуть ли не в испуге отпрянула.
— Тимоти, я сильно сомневаюсь, что задача, которую мы перед собой поставили, нам по силам. И что она правильная.
Глаза священника потемнели.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, — снова начала Микаэла, — предпосылки у нас с вами очень хорошие, но одного этого недостаточно. — Она внимательно посмотрела на его преподобие, но по его лицу прочитала, что он не понял, что она хочет сказать. И она начала объяснение еще раз: — В жизни все решают, может быть, не столько задачи, которые мы ставим перед собой, сколько результаты наших благих намерений. У нас с вами примерно одно и то же поле деятельности и один круг общения. Для меня это пациенты нашего города и дети, которых доверила мне Шарлотта Купер. Для вас это община, вверенная вашему духовному попечению.
Его преподобие, кажется, постепенно начал понимать, к чему клонит Микаэла.
— Но сообща мы могли бы достичь гораздо большего, — настаивал он.
— Вполне возможно, но может случиться и так, что мы разрушим больше, чем построим, — ответила Микаэла. — Тимоти, давайте будем честными сами с собой. Нам никогда не пристроить приютских детей; они на всю жизнь останутся в нашем городе изгоями.
Священник взглянул на Микаэлу, будто ища что-то в ее глазах.
— И это все, Микаэла? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
Микаэла медленно покачала головой из стороны в сторону.
— Нет, не все. Еще я хотела сказать вам вот что. Мы всегда будем по-человечески уважать и ценить друг друга, но никогда не будем любить. — Она с облегчением вздохнула, как будто с груди ее сняли тесный сдавливающий обруч. — До свидания, Тимоти, — закончила она. Затем повернулась и вышла из церкви, спиной чувствуя на себе взгляд священника.
Нелегко было Микаэле спустя несколько дней присутствовать при отъезде приютских детей. Но она, как и все жители города, стояла на площади перед лавкой Лорена Брея.
Дети один за другим поднимались в повозку, которая должна была доставить их назад в Денвер, где они сядут на поезд до Нью-Йорка.
Но по крайней мере вид у них теперь гораздо здоровее, чем по прибытии сюда, утешала сама себя Микаэла. И тут же корила себя. Корила за то, что взялась за дело, так и не сумев довести его до конца. Когда повозка тронулась, к глазам ее подступили слезы. Она взглянула на Тимоти, который стоял на другой стороне. Теперь он избегал ее и старался не оказываться с ней рядом. Но сейчас Микаэле показалось, что он хотя бы на мгновение ответил на ее взгляд с выражением печали на лице. И тут же быстро отвел глаза и стал махать вслед уезжающим детям.
